механизм автоматического затвора. Вот она – та самая опасность, преследовавшая меня с момента приезда на Вилла Эмануэлла. Тот самый тихий шорох пера крыльев филина, сулящий кролику только смерть.
По коже расползся неприятный озноб, справиться с которым было почти не возможно. Сделав над собой усилие, и пару раз глубоко вдохнув, я обернулась… Да так и замерла с распахнутыми от страха и удивления глазами. Тихий стон, уже готовый сорваться с губ, напрочь застрял в лёгких.
Сложив рельефные руки на широкой груди и небрежно облокотившись о дверной косяк, на меня внимательно смотрел он – Анжело Валлара. Человек, которого три года назад повезло достать с Того Света в напрочь покореженном автомобиле. Прозрачный блеск мягкого, янтарного взора отдавал сталью жёсткой уверенности, словно нож, спрятанный в складках красивого платья или яд в кубке с медом.
Смирить чувства, хлынувшие бурным потоком в душу, оказалось не так-то просто. Впервые за три года я снова видела этот взгляд. Теперь он был совершенно другим: дерзким, надменным, немного злым, но… Продолжал оставаться все тем же, в глубине полыхая какой-то неуловимой нежностью… Или это лишь чудилось моему измученному таким долгим ожиданием разуму?
– Малышка? – мне едва удавалось унять биение сердца и сохранить голос ровным… Более или менее.
Он безразлично пожал плечами.
– Так ведь тебя зовут – Паола, – а потом вдруг мужчина снисходительно усмехнулся. – На моем языке.
– Слишком вольная трактовка перевода с латинского.
Слова застревали в горле, но я все равно почему-то выпрямилась и подняла голову, понимая однако, как безумно глупо смотрюсь, пойманная в чужом кабинете за непонятным занятием.
– Считаешь?
Мужчина вел себя подчёркнуто фамильярно, всем видом демонстрируя превосходство. Это немного злило, выбивая из равновесия ещё больше.
– Простите, синьор Валлара, я просто заблудилась в доме и похоже нарушила личное пространство.
Итальянец приподнял смольную бровь и усмехнулся, демонстрируя снисходительное удивление.
– Знаешь, кто я?
Мой растерянный взгляд, блуждающий по пуговицам его белоснежной рубашки, поднялся к янтарным глазам и с изумлением обнаружил в них едва заметный отблеск мучительной, болезненной надежды, лишь на миг вспыхнувший где-то на самом дне. Мысли окончательно спутались. Что можно было сказать ему сейчас? Ведь скорее всего он совсем не запомнил меня. В том состоянии мы оба с трудом фокусировали сознание. Как же теперь начать разговор?
«Я – та, которая попыталась спасти тебе жизнь после обстрела… Та, что молилась за тебя каждый день своей длинной, одинокой, безрадостной жизни… Та что мечтала повторно попасть в страшную аварию, лишь бы снова увидеть твой взгляд…»
Как облечь в слова такую острую, мучительную боль, пронзающую грудь каждый раз, когда рука тянулась к телефону, чтобы набрать номер юго-западной больницы L. A.? Что сказать