страх своей жертвы, я чувствовал его испуг. Он по́том пропитал его рубашку под халатом, капельками выступил на лбу.
– Вы сами сделали тот выбор, мистер Тёрнер. – Процедил он, глядя в мои затуманенные глаза.
И я его отпустил. В тот раз я сдержался и просто ушёл. Позволил несправедливости случиться. Вернулся на облюбленный диван с двойной порцией виски и горя и проспал двое суток, пока Уэйн зарабатывал деньги, а Полин возила Криса по врачам.
Это было шесть лет назад. Воспоминания затерялись где-то в глубинах утомлённого скорбью и мутного от алкоголя мозга, и всплыли лишь сейчас, когда я увидел доктора Крейга воочию. Как я мог забыть о том дне? Эта встреча ввела меня в оцепенение, и я ещё десять минут сидел в машине с давно остывшим двигателем и мёрз.
Я не знал, что делать дальше, но теперь в непроглядной чаще показалась узкая тропинка, которая могла вывести меня из леса.
Я снял последние восемь тысяч со счёта и через час стоял в кабинете Алана Хьюитта, адвоката, который второй раз не смог защитить меня от судебной ответственности. Он был занят, о чём с важным видом сообщила его секретарша, но узнав, кто топчется на его пороге, мистер Хьюитт отменил свои важные дела и принял меня.
– Вот. – Я положил конверт с восьмью тысячами перед юристом. – Это остаток за вашу работу по делу Таннера.
Он был хорошим человеком, но перевидел столько случаев, что не верил людям на слово. Открыл конверт и пересчитал содержимое.
– Здесь на тысячу больше. – Сказал он, хотя мог бы молча присвоить их себе.
– Это задаток за следующее дело.
Мистер Хьюитт вскинул бровь и с любопытством взглянул на меня.
– Вы избили кого-то ещё? – С лёгкой юморцой спросил он.
– Пока нет.
– Тогда чем могу помочь?
– Шесть лет назад моя жена умерла при родах.
Такого ответа собеседник явно не ожидал и даже смущённо дёрнулся, словно позволил себе лишнего.
– Мне очень жаль.
– Спасибо. Беременность протекала с осложнениями, и нам посоветовали прервать её, но Элизабет, моя жена, была категорически против. За два месяца до предполагаемой даты родов ей стало хуже. Пришлось вести её в операционную.
– Это ужасно. Не представляю, что вам пришлось перенести.
Я с благодарностью кивнул, потому что пусть адвокат и говорил дежурными фразами, я видел, что они шли от самого сердца.
– Во время кесарева что-то случилось. Я был в прострации и не помню, что говорили врачи. Выжить мог лишь один из них. Жена или недоношенный ребёнок. Но проблема в другом. Меня попросили выбирать.
Алан Хьюитт моргнул, а затем снова. Словно в глаз ему попала не соринка, а целое бревно.
– Постойте. Я правильно вас понял? Врачи просили вас сделать выбор…
– Кого из них спасать, да.
Вот та реакция, на которую я рассчитывал. Глаза приняли форму двух глобусов, брови поползли к двум залысинам, губы сжались в тонкую дугу неодобрения. Он был в шоке, впрочем, как и я.
– Но это противоречит медицинской этике. –