или от старости. Приляжет уставший Изгой на нары, а Последник, весь червями выеденный аж до блеска встанет, и как начнет своим скелетом греметь, на ребрах играть. Как завоет!
– На чужое позарился, дармоед! Ни какого от тебя толку в Городе нет, так ты сюда пришел?! Меня старика объедать опивать да у моего тепла греться! Да как посмотрит на него, на Изгоя, слепыми глазницами, так тот сразу чувства и лишается. А уж если потрогает его Последник своими костяшками, так не только Изгой умирает. Тут уж и Лекарю можно на тот свет отправиться.
– Чисто тут Верунчик. – Соврал я. Не люблю врать. Плохо мне, когда вру. Будто не я становлюсь, а другой, какой-то. Словно стенка перед глазами вырастает. Раз соврал, другой соврал. А она все толще и толще. Вот и стараюсь не врать.
Но, тут как же? Скажешь, что не всю нору осмотрел, так Вера еще больше бояться начнет. Мне-то Последники что? Я уже так устал, что, наверное, у него на плече спать смогу.
– Я все-все проверил, Вера. – Вру я ей дальше. – Правда-правда. Все проверил. – Вера благодарно кивнула головой и глаза закрыла. То ли во сне, то ли в беспамятстве. А от реактора тепло пошло. Почти жар. Плесень у дверей закрутилась кольцами, пожухла.
Я даже вспотел весь. А это плохо. Воды и так мало. Лучше мне не потеть. Вере вот можно. Нужно даже.
Я аккуратно опустил ее голову на нары. Расстегнул ворот своей рубашки. Подошел к мешку Тима и вывалил все его содержимое на пол. Ревизию давно надо было сделать. Как же на Крышу идти, если припасов своих не знать? Плохо…
# # #
Ландгрувер стоял навытяжку перед высшим Храмовником. Пальцы вытянутых вперед рук подрагивали. Глаза, закатившись под лоб, мертво отсвечивали белками.
– Что видишь? – Ровно вопрошал Храмовник в алом хитоне. Высохший длинный как лом, старый и мудрый.
– Страх вижу… – Покачиваясь, отвечал Ландгрувер.
– Боль вижу…
– Что болит? – Оживился Храмовник.
– Ноги… – Отозвался Ландгрувер.
– Спина… Руки в мозолях… Идет кровь… Света совсем немного…
– Тим?
– Нет…
– А Тим? – Ландгрувер напрягся. Пальцы дрогнули. Через бритый лоб пролегла морщина. По щекам стекали капли пота.
– Не вижу… Хотя… – Ладнгрувер качнулся с пятки на носок. Нагнул голову. Повернул ее чуть вправо-влево.
– Вижу раньше… Высоко… Страшно… Тоска… Боль… Песня…
Какая песня? – Храмовник подошел к Ландгруверу ближе. Коснулся его плеча длинным пальцем. Тот вздрогнул. Выгнулся словно от разряда электротока. Запел чужим, пустым, страшным голосом
– Баю-баю-шки баю …
– Вера?
– Да…
– А, Тим?
– Тим?
– Да…
– Болит. Сильно болит, грудь болит. Живот болит. Потом – светло, чисто… Отдых… Навсегда…
– Дальше! – Храмовник положил руки на плечи Ландгруверу. Тот просел, слово на него повесили двухпудовую гирю.
– Тьма, потом – свет – Ландгрувер тихо вздохнул и стал падать. Храмовник