Я застрял в лифте и буду здесь находиться, пока его не починят. Не успею, не отвечу, потому что в лифтах очень плохая связь, не смогу ничем вам помочь».
Насколько должен быть загнан человек, чтобы воспринимать неприятность с лифтом, как возможность отдохнуть?
В случае с лекциями, я строил подобие лифтовой шахты самостоятельно. Это было важное и нужные мероприятие, во время которого по регламенту и этикету я не мог отвлекаться. Поэтому телефон и все входящие звонки не вызывали стойкого чувства тревоги. Я занят. Иногда я даже отключал телефон и предавался удовольствию от лекции. Безмятежно и безвозмездно.
Но последнее время я стал ловить себя на мысли, что кручусь как белка в колесе. Не в том смысле, что она делает это быстро. А в том, что она делает это по кругу, по замкнутому колесу, которое не имеет ни начало, ни конца. Белка просто бежит, бежит, бежит, потому что это заложено в ее природе, потому что нужно поддерживать тонус мышц.
Зачастую я ощущал себя заложником бессмысленности. Как тот санитар во время боевых сражений, который не видит смысл в своих действиях, потому что солдаты все равно гибнут, а его помощь, только продолжает их страдания. И вот он мечется от раненного к раненному и только и делает, что колит им морфин, дабы облегчить муки. И, возможно, само осмысление беспомощности для него тяжелее, чем то, что творится вокруг. И, возможно, в глубине души, он гораздо сильнее хочет облегчить эти муки бессмысленности, чем физические муки, и глубоко в душе просит такой же смертельной раны.
Кризис среднего возраста. Вроде так это называют. Но только никогда не уточняют, как из него выйти и выходят ли вообще. Или просто плавно переходят в другой кризис, кризис беспомощного смирения.
Телефон в руке снова завибрировал, вытащив меня из ступора.
Звонил продавец моего магазина.
– Да, Иван, привет, – отстраненно ответил я.
– Привет, Максим. Тут опять пришел покупатель, который сегодня звонил тебе, просит вернуть ему деньги.
– Ты сказал, что прошло уже больше двух недель.
– Сказал, но он все равно не уходит. Стоит скандалит.
– Он принес телефон?
– Да.
– Сколько он стоил?
– Сейчас посмотрю, – говорил Иван.
– Шестнадцать тысяч… – слышалось фоном, видимо из салона магазина.
– Да, шестнадцать тысяч.
– Отдай ему эти деньги, пусть возвращает телефон и все на этом. От таких лучше держаться подальше.
– У меня только десять тысяч в кассе, – удивлённый таким решением, возразил Иван.
– Хорошо, я сейчас сниму налички и приеду. Пусть ждет.
– Ладно.
Я сбросил звонок и присел на лавочку, чтобы собраться с мыслями. Все тело расслабилось, и эта слабость была будто проявлением самосохранения организма, когда усталость доходит до таких границ, что телу не остается ничего другого, как просто выключить