Тетуха налилось кровью, на лбу набухла вена. Липкая горячая волна рванула от желудка к горлу. Закрывая рот руками, он помчался в туалет. По возвращении долго рассматривал расчесанные волдыри в зеркальце белоруса, прикидывая, чем бы можно было заменить мочу.
– Паш, а что это у тебя на боку за шрам? – оседлал любимого конька Владик, заливая кипятком китайскую лапшу из пакетика.
– След от ножевого ранения, полученного за Сигуриану.
– За кого? – вытаращил глаза Бурак.
– Да вы все знаете эти «поющие трусы» с нечеловеческим силиконовым бюстом. Ее голос звучит сейчас из каждого утюга.
Я бы тебе отдалась – ась,
Но я боюсь, не возьмешь – ёшь.
Нет, это не ерунда – да,
А настоящий песец – ец,
– пропел Тетух тонким писклявым голосом.
Лица слушателей не отразили никаких эмоций. «Нашел с кем обсуждать достоинства отечественного секс-символа, – подумал Павел. – Та еще аудитория: монах, иностранец и чел, потерявший память».
– Ладно, не в том трабла, – махнул он рукой. – Сидел я, короче, по второй ходке с хачем одним, большим ее поклонником. Задрал он уже всех дебильными песнями Сигги, которые круглосуточно гугнявил.
Однажды на рабочке я не выдержал и высказал ему свое мнение о творчестве певицы и о ее «неземной красоте». Хач выхватил из кармана сделанную из ложки заточку и пырнул меня в бочину. Вся моя непутевая житуха за миг пронеслась перед глазами, и я растекся лужей аккурат под плакатом: «Запомни сам, скажи другому, что честный труд – дорога к дому». После операции лепила[15] сказал мне, что я – фартовый, так как лезвие прошло в сантиметре от печени. Ливерка и крупные сосуды чудом спаслись – не изошел кровянкой. Шрам, знамо дело, остался, но с зеками эстетикой не заморачиваются – скажи спасибо, что вообще залатали.
После завтрака Русич сделал из технической ваты тампоны и, пропитав их чайной заваркой, прошелся по волдырям Павла. Затем присыпал их порошком из меловых таблеток. Чего-чего, а этого добра было у них выше крыши.
– Ты крещеный? – поинтересовался монах.
– Да, – произнес тот после некоторой паузы. – С какой целью интересуешься?
– Ложись на мое место и закрывай глаза.
Пашка безоговорочно выполнил указания отца Георгия. Он готов был на все, лишь бы прекратились зуд и жжение.
«О Господь мой, Создатель мой, прошу помощи Твоей, даруй исцеление рабу Божьему Павлу, омой кровь его лучами Твоими. Прикоснись к нему силою чудотворною, благослови все пути его к выздоровлению. Боль отступит, и силы вернутся, и раны заживут его телесные и душевные, и придет помощь Твоя. Слава и благодарность силе Господа. Аминь», – шептал Русич над страждущим, осеняя его крестным знамением. Маска страдания постепенно сходила с бесцветного, словно оберточная бумага, лица мужчины, и он уснул, убаюканный тихим монотонным голосом монаха.
– Где вас гипнозу учат: в монастыре или в семинарии? – поинтересовался Лялин, наблюдавший за действиями батюшки. –