Миссия в Москву. Воспоминания доверенного лица президента Рузвельта о советской стране, ее лидерах и народе. Совершенно секретные донесения Белому дому
и, хотя и были серьезны, не казались сильно обеспокоенными. Однако по мере продолжения процесса в их позах все больше проявлялось отчаяние: они обхватывали голову руками или опускали ее на перила. В целом все внимательно слушали показания главных обвиняемых. Похоже, для многих из них некоторые детали показаний стали неожиданностью.
Комментарии к показаниям и главные обвиняемые
Основными обвиняемыми были Пятаков, Радек, Сокольников, Серебряков и Муралов. Пятаков выступал первым и стоял перед микрофоном лицом к прокурору напротив углубления и выглядел как профессор колледжа, читающий лекцию студентам. Он был помощником народного комиссара по тяжелой промышленности, по слухам, в значительной степени отвечал за успех пятилетнего плана и, как утверждалось, происходил из старой производственной семьи. В деталях, спокойно и беспристрастно, он изложил историю своей преступной деятельности. По мере того как он продолжал свой рассказ (как и другие), его показания прерывались прокурором, который обращался к тому или иному подсудимому с просьбой подтвердить некоторые конкретные случаи, которые он описывал. Иногда они изменяли или оспаривали некоторые факты, но в основном подтверждали то, что совершили преступления. При этом подсудимые выглядели на редкость невозмутимыми. Особенно я отметил, что после того, как вызвали Серебрякова, старого железнодорожника, для подтверждения факта совершения особо тяжкого преступления (что он и сделал в лаконичной манере), он потом уселся как в ни в чем не бывало и даже зевал.
Радек, второй обвиняемый, был человеком совсем другого склада (невысокий и коренастый, но с агрессивным и ярким характером) и скорее доминировал в зале суда. Он был одет как крестьянин, а его характер подчеркивали бакенбарды под подбородком. Его позиция заключалась в том, что он, как само собой разумеющееся, являлся одним из политических лидеров заговора и что хотя лично и не участвовал в конкретных преступлениях, но знал о них и принимал на себя ответственность, не пытаясь уклониться. Однако он постоянно настаивал на том, что это все «рукотворные» преступления, и неизменно оправдывал себя тем, что они носили политический характер и совершались ради дела, в которое он тогда верил. У Радека произошло несколько острых стычек с прокурором, и он не остался в проигрыше. На протяжении всего выступления он демонстрировал бодрость духа, но в последнем слове он попросил суд не забыть, что именно он раскрыл заговор Троцкого, подразумевая, что если бы не он, то правительство ничего не смогло бы раскрыть. Серебряков был как тихоня-пират, который (с лицом херувима) резал глотки, а теперь непринужденно перечислял свои мерзости. В его поведении ощущалась покорность. Сокольников, бывший посол в Лондоне, помощник народного комиссара иностранных дел, был совсем иного склада: с круглым лицом, смуглым, с высоким лбом. Он вновь выступил с, казалось бы, беспристрастной лекцией о своем участии в заговоре, логично и четко изложил причины, побудившие его с