да съедете в другой околоток, где вас никто не знает. Вон, хоть в Коломну или в Пески. Подале от Невской першпективы. Тогда жену к тебе в пашпорт запишут, а мою бумагу сможете в печи спалить.
Онемев от счастья, Маркел не сразу нашёлся что ответить, кульком повалившись в ноги карлика. Даже стоя на коленях, он был выше его ростом:
– Кифа Тихонович, благодетель, вот уважил так уважил. Из ямы Божию душу вытащил, не дал погубить девку. Доброе дело ты сделал. Зачтётся тебе это на небесах. А от меня прими награду ради Христа.
Рванув ворот, Маркел вытащил из-за пазухи заранее приготовленную мошну в холщовом мешочке.
– Доброе дело, говоришь? – Кифа опустил голову на грудь и долго молчал, а когда посмотрел на Маркела, то в глазах его стояли слёзы. – Прежде добрых дел я николи не делал.
Казнить казнил, а миловать не доводилось. Деньги с тебя не возьму. Мне казна давно без надобности, я власть над сильненькими люблю. Иной раз велю твою бочку на телегу поставить, сяду внутрь и катаюсь по городу, подсматриваю, подслушиваю. Смотрю и хохочу, если вижу, как какой-нибудь вельможа из себя генерала корчит, а я знаю, что им жена помыкает да за волосы дерёт. А недавно случай был… – Он вдруг махнул рукой и замолчал. – Разболтался я с тобой. Иди, Маркел, и деньги забери.
– Я их тогда в церковь снесу, – сказал Маркел, – попрошу молиться за твою душу. Авось тебе какие-нибудь грехи простятся, Господь милосерден.
Лет через пяток, когда Волчегорские прочно обосновались на новом месте, до Маркела дошли слухи, что кабак Сидора сожгли и собаки несколько дней таскали по задворкам тело какого-то карлы, пока местные мужики не заметили и не похоронили страдальца. Вместе с Кифой Тихоновичем ушла в могилу и тайна Натальи Волчегорской, ныне матери трёх сынов – одного Маркелова и двух своих.
– Перевёз семейство с одного козьего болота на другое, – посмеивался Маркел, когда старые знакомцы любопытствовали, куда он запропастился с Петербургской стороны.
Козьих болот в Петербурге было два – одно в старину расстилалось на месте Пушкарской слободы, а другое и ныне пузырится в Коломне, близ мутной речки Фонтанки и Галерной верфи.
Помня совет Кифы Тихоновича поселиться подале от любопытных глаз, Маркел выбрал Калинкину деревню, что напротив Галерной верфи. Одноэтажное деревянное предместье утопало в яблоневых садах и терпко пахло корабельным смоляным духом, что доносил ветер с верфи. Люд здесь жил небогатый, разночинный, много матросни и мастеровых, а дороги столь разбиты, что вельможи сюда носа не совали. Год за годом страшная тень князя Щепкина-Разуваева медленно растворялась в духмяном деревенском воздухе, лишь изредка пролегая складкой меж бровей Натальюшки-души.
В предместье обустроились быстро и прочно, прикупив крепкий дом на высокой каменной кладке из валунов.
Стали жить не тужить. Да и с чего бы унывать, если любовь помогает, крылья даёт. Глядя на Наташу с сынами, Маркел думал, что если бы не случилось в их жизнях бед, то разве ценили бы они сейчас