Нора Робертс

Коллекционер


Скачать книгу

глотнул пива.

      – Его мать хочет волынщиков.

      – О, господи!

      – Не знаю, откуда она это взяла, но хочет волынщиков. Я постараюсь это устроить, а то она, чего доброго, захочет салют из двадцати одного орудия или погребальный костер.

      – Тебе и это удастся.

      Последняя фраза стала семейным девизом. Ашу удается все.

      – Сейчас все приостановлено, пока не выдадут тело. Даже тогда, даже когда похороны состоятся, ничто не кончено. Пока мы не обнаружим, кто и почему его убил.

      – Вполне возможно, у копов есть версии. Но тебе вряд ли скажут.

      – Не думаю, что есть какие-то версии. Уотерстон задается вопросом, не моих ли рук это дело. Ему не нравится мое общение с Лайлой.

      – Только потому, что он не знает тебя достаточно хорошо, чтобы понять: ты сам нуждаешься во многих ответах, поскольку остальные только и задают тебе вопрос за вопросом. Кстати, у меня тоже завалялся один. Какая она, эта подглядывающая незнакомка?

      – Она не думает об этом как о подглядывании. И ты понимаешь это, когда она объясняет. Она любит людей.

      – Представляю.

      – Наблюдать любит и разговаривать. Она писатель, а это означает много часов одиночества. Но вполне совместимо с работой домоправительницы. Она почти все время проводит в чужих квартирах, присматривает за ними. Такая всеобщая нянька.

      – Это как?

      – Ухаживает и заботится о вещах. О пространстве, о домашних любимцах других людей. Черт, она позаботилась обо мне, о совершенно незнакомом ей человеке! Она… открытая. А такие открытые то и дело попадают в истории.

      – Да ты к ней неравнодушен, – заметил Люк, выписывая пальцем круги в воздухе. – Должно быть, красавица.

      – Ничего подобного. Она женщина интересная и вела себя более чем прилично. Я хочу написать ее.

      – Угу… неравнодушен, точно.

      – Можно подумать, я неравнодушен к каждой женщине, которую пишу. Ничего подобного.

      – Ты просто обязан быть неравнодушным ко всем, кого пишешь, или не стал бы их рисовать. И, как я уже сказал, она, должно быть, красавица.

      – Ну, я бы так не сказал. Хорошее лицо, чувственный рот, целая миля волос цвета темного шоколада мокко, который ты подаешь в своей пекарне, но… вся прелесть в глазах. Глаза у нее цыганские, так и затягивают тебя, противоположность искренности и здравому смыслу.

      – Какой ты ее видишь? – спросил Люк, зная, как работает Аш.

      – Красное платье, широкая юбка, полуповорот, цыганский табор и лунный свет, струящийся через густой зеленый лес.

      Аш лениво вынул огрызок карандаша, который всегда носил в кармане, быстро сделал набросок лица на коктейльной салфетке.

      – Вот, приблизительно…

      – Красивая. Собираешься просить ее попозировать?

      – Это не кажется мне уместным.

      Люк вскинул брови.

      – Да, – усмехнулся Аш. – Представь себе. Приличия не слишком меня волнуют, когда речь идет о работе. Но эта ситуация… довольно неловкая. Ее термин. Неловкая! Я называл бы ее долбано-адской и гребано-паршивой.

      – Смысл от этого не меняется. Семантика остается.

      Аш