удерживать в сознании образ золотого потока, свивающегося вокруг него в кокон невидимости. И постепенно в темноте за спиной плачущей девочки стали прорисовываться очертания юного послушника с взъерошенными вьющимися волосами до плеч. Послушник легонько тронул девочку за руку. Та резко обернулась и упала, потеряв равновесие.
– Не подходи ко мне! Стой там! Что тебе надо от меня?! – в страхе вопила она, автоматически хватая то палки, то комья земли, которые то и дело выскальзывали из её дрожащих ладоней.
– Не бойся! Я из монастыря. Я монастырский послушник. Я не причиню тебе вреда! Я услышал, что ты плачешь, и пришёл помочь! – не зная, что нужно говорить в таких случаях, тараторил мальчик. – Прости меня, пожалуйста, если напугал тебя! Но я, правда, пришёл, чтобы помочь.
Девочка сидела на траве и всё ещё боялась подняться и подойти ближе. Она долго молчала, присматриваясь к незнакомцу и, убедившись, что ничего страшного в нём нет, произнесла дрожащим голосом:
– Я Маргарита Грымова. Это могила моего отца. Он умер два дня назад. Сегодня похоронили. Мне некуда идти. И я не хочу никуда идти. Я сбежала от родственников. Они, наверно, отдали бы меня в детдом. Я не пойду туда. А куда идти – ещё не знаю… Я всю ночь здесь. …У тебя есть что-нибудь поесть? – и она осеклась в недоумении от своего столь нелепого здесь, рядом со смертью отца, вопроса о еде.
Ник покачал головой, проглотив голодную слюну.
– Нет, Маргарита, ничего не могу предложить, – с сожалением в голосе ответил послушник. – Наверное, тебе нужно всё-таки вернуться к родственникам. Я бы вывел тебя отсюда на шоссе. Там машины. Кто-нибудь довезёт до города.
– Зови меня Гуся. Так отец называл. Я же тебе сказала, что не пойду к ним. Там я никому не нужна. Я теперь обуза. Да и мне не нужна их жалость. Мне нужна любовь. Папина любовь. Отец очень любил меня. Так больше никто любить не будет,– и Гуся опять горестно всхлипнула.
– А мама? Где твоя мама? – участливо спросил послушник.
– Считай, что мамы нет. Я не хочу о ней говорить! Не спрашивай,– с грустью почти прошептала девочка.
Ник, поняв, что своими неуместными вопросами и советами только бередит израненную душу Гуси, умолк, не зная, что делать. Девочка уже не всхлипывала. Но слёзы тихо катились по её щеками и, казалось, не будет им конца. Желая хоть сколько-нибудь быть сопричастным её судьбе, Ник негромко произнёс:
– А я вот тоже сбежал… из монастыря… навсегда, как и ты. И я тоже ещё не знаю, где жить.
– Ты, как Ммцыри у Лермонтова, – улыбнулась Гуся, вытирая слёзы рукавом кофточки.
– Кто-кто? – не понял Ник.
– Был такой юный послушник грузинского монастыря, который тяготился своей участью и одиночеством в чужой земле и среди чужих. Он жаждал увидеть свою семью, свою родину. Лермонтов описал его страдания, неудачный побег и кончину. Ты, что, не читал? – удивлённо спросила Маргарита.
– Нет, я ведь почти и не учился, ну, в том смысле, в каком ребята