в уши. Я узнала, что ближайшее окружение Барыгиной составляляют: Танька Трофимова («она вроде оруженосца»), Ирка Удальцова («главная язва и подпевала»), Анжела Демина («размалевана так, будто на дискач пришла»). Вихрастый парень с хулиганистым прищуром, который позволяет Ларке, и только ей одной, называть себя «Заей», – это Семен Зайчиков («в прошлом году грабанул ларек, но по малолетству не сел»).
Когда отгремела музыка, новые одноклассники окружили меня и закидали вопросами, разглядывая с любопытством и каким-то недоверием, словно в их школьном дворе вдруг приземлилась тарелочка с далекой планеты.
– А ты правда из Грозного? Ой, а где это? А там война?..
– Бомбочку привезла? – вылез Семен. – Нет? А чего так? Из Чечни ехала – могла бы и прихватить.
– Зая, – одернула его Барыгина, и он тут же заткнулся.
– Ой, девки, я бы в этом Грозном со страху померла, – закатила глаза Удальцова. – И чего вы, русские, там забыли?
– Мы там жили, – ответила я, ощущая, как на смену приятному волнению приходит раздражение и тоска. Они ничего, ничего не понимают!..
Разве объяснишь этим жадным глазам, этим разинутым ртам, что Грозный был самым чудесным местом на земле, пока не заболел, а заболеть может каждый?! Разве поймут они, вросшие в свою Петровку и гордящиеся редкими поездками в Москву, что есть совсем другой мир, с южными цветами и деревьями, пиками нефтяных вышек, Терским хребтом на горизонте, одуванчиками с кулак величиной, ароматной мякотью абрикоса, который ты только что сорвал с ветки, теплой осенью, похожей на лето, и зимой, которая длится месяц?.. Они знают одно: Грозный – город, где убивают; а многие не знают и этого, и для них Грозный – пустой звук.
– На прошлой неделе я была в Москве, – начала Ларка таким тоном, чтобы каждому стало ясно: она, в общем-то, в Москве и живет. – Издали видела чеченов. Папа сказал, что это чечены. Заросшие, дикие, вонючие…
– Может, это были цыгане? – не выдержала я. – Твой папа мог ошибиться.
Вокруг нас стало тихо.
Ларка глянула на меня с тяжелым презрением, и ее верхняя губа еще больше оттопырилась.
– Мой папа, – сказала она, – никогда не ошибается. И я понять не могу… Как вы не брезговали жить с ними рядом? Фу! Фу!..
В ушах зашумело, словно я приложила сразу две морские раковины.
– Да, мы жили с ними рядом, – сказала я, так же отчетливо выговаривая слова и глядя Ларке прямо в глаза. – Мои родители и сейчас там живут. Чеченцы – замечательные соседи. Когда нам понадобилось срочно уехать, именно чеченцы одолжили маме деньги и помогли достать билеты. Я сидела за одной партой с чеченцем. Он…
– Фу! – прервала Барыгина, круто повернулась и пошла к школьным ступеням.
После ее «фу» толпа вокруг меня быстро рассосалась, и рядом остались только Соня с Лялькой.
– Зря ты с ней спорила, – вздохнула Линючева. – Она тебе это припомнит.
Я все еще дрожала от возмущения, хотя сразу согласилась с Соней: не стоило в первый же