прозвучала
труба! И звезды меркли, и луна
на треть затмилась. И во тьме блуждало
людское стадо. И была слышна
речь Ангела, летящего над нами.
И тень от бурных крыл была страшна.
И он гласил нам: «Горе!» И словами
своими раздирал сердца живых.
«О, горе, горе, горе!» И крылами
огромными шумел. «От остальных
трех труб вам не уйти!» И Ангел пятый
победно вострубил! И мир затих.
И в тишине кометою хвостатой
разверзнут кладезь бездны, и густой
багряный дым извергнулся, и стадо
огромной саранчи. И страшный вой
раздался. И, гонимый саранчою,
в мучениях метался род земной.
Как кони, приготовленные к бою,
была та саранча в венцах златых,
в железных бронях, а лицо людское,
но с пастью львиной. И тела живых
хвосты терзали скорпионьи. Имя
Аполлион носил владыка их.
И Ангел вострубил! И мир родимый
оглох навек от грохота копыт,
ослеп навеки от огня и дыма!
И видел я тех всадников – укрыт
был каждый в латы серные, и кони
их львам подобны были. И убит
был всяк на их пути. И от погони
немногие спаслись. Но те, кто спас
жизнь среди казней этих, беззаконья
не прекращали. И, покуда глас
трубы последней не раздастся, будут
все поклоняться бесам, ни на час
не оставляя бешенства и блуда…
И видел я, как Ангел нисходил
с сияющего неба, и как будто
Он солнце на челе своем носил
и радугу над головой. И всюду
разнесся глас посланца Высших Сил.
И клялся Он, что времени не будет!
Эпитафии бабушкиному двору
Дождь не идет, а стоит на дворе,
вдруг опустевшем в связи не с дождем,
а с наступлением – вот и октябрь! –
года учебного.
Лист ярко-желтый ныряет в ведре
под водосточной трубой. Над кустом
роз полусгнивших от капель видна
рвань паутинная.
Мертвой водой набухает листва,
клумба, штакетник, дощатый сортир,
шифер, и вишня, и небо… Прощай,
дверь закрывается.
Как зелена напоследок трава.
В луже рябит перевернутый мир.
Брошен хозяйкою, зайка промок
там, на скамеечке.
А на веранде холодной – бутыль
толстая с трубкой резиновой, в ней
бродит малина. А рядом в мешке
яблоки красные.
Здесь, под кушеткою, мяч опочил.
Сверху собрание летних вещей –
ласты с утесовской шляпою, зонт
мамин бамбуковый.
Что ж, до свиданья… Печальный уют
в комнатах дождь заоконный творит.
Длинных, нетронутых карандашей
блеск соблазнителен.
Ластик