обувке незавидной
пойдем, товарищ, на попятный.
Пойдем, пойдем. Побойся Бога.
Довольно мы поблатовали.
Мы с понтом дела слишком много
взрывали, воровали, врали
и веровали… Хва, Сережа.
Хорош базарить, делай ноги.
Харэ бузить и корчить рожи.
Побойся, в самом деле, Бога.
Давай, давай! Не хлюпай носом,
не прибедняйся, ексель-моксель!
Без мазы мы под жертвы косим.
Мы в той же луже, мы подмокли.
Мы сами напрудили лужу
со страху, сдуру и с устатку.
И в этой жиже, в этой стуже
мы растворились без остатка.
Мы сами заблевали тамбур.
И вот нас гонят, нас выводят.
Приехали, Сережа. Амба.
Стоим у гробового входа.
На посошок плесни в стаканчик.
Манатки вытряхни из шкапа.
Клади в фанерный чемоданчик
клифт и велюровую шляпу,
и дембельский альбом, и мишку
из плюша с латками из ситца,
и сберегательную книжку,
где с гулькин нос рублей хранится,
ракушку с надписью «На память
о самом синем Черном море»,
с кружком бордовым от «Агдама»
роман «Прощание с Матерой».
А со стены сними портретик
Есенина среди березок,
цветные фотки наших деток
и грамоту за сдачу кросса,
и «Неизвестную» Крамского,
чеканку, купленную в Сочи…
Лет семьдесят под этим кровом
прокантовались мы, дружочек.
Прощайте, годы безвременщины,
Шульженко, Лещенко, Черненко,
салатик из тресковой печени
и летка-енка, летка-енка…
Присядем на дорожку, зема.
И помолчим… Ну все, поднялись.
Прощай, сто первый наш кило́метр,
где пили мы и похмелялись.
И мы уходим, мы уходим
неловко как-то, несуразно,
скуля и огрызаясь грозно,
бессмысленно и безобразно…
Но стоп-машина! Это слишком!
Да, мы действительно отсюда,
мы в этот класс неслись вприпрыжку,
из этой хавали посуды,
да, мы топтали эту зону,
мы эти шмотки надевали,
вот эти самые гандоны
мы в час свиданья разорвали,
мы все баклуши перебили,
мы всё в бирюльки проиграли…
Кондуктор, не спеши, мудила,
притормози лаптею, фраер!
Ведь там, под габардином, все же,
там, под бостоном и ватином,
сердца у нас – скажи, Сережа, –
хранили преданность Святыням!
Ведь мы же как-никак питомцы
с тобой не только Общепита,
мы ж, ексель-моксель, дети солнца,
ведь с нами музы и хариты,
Феб светозарный, песнь Орфея –
они нас воспитали тоже!
И не теряясь, не робея,
мы в новый день