заняться столь аморальным ремеслом! – поддела меня подруга.
– С годами я стала более терпимой. К тому же ты теперь замужем… мадам Адлер Нортон.
– Несмотря на твое внезапное благоволение к сцене, она слишком требовательная госпожа. А лучшей актрисой Парижа остается Сара Бернар, и, признаться, я не спешу помериться с ней силами.
– Ты ведь американка, а французы, по одной им известной причине, находят вас занятными. При этом у тебя британская актерская выучка, даже Божественная Сара[9] не может таким похвастаться. К тому же ты куда красивее ее.
– Боже мой, Нелл, ты хвалишь мои способности, американское происхождение, внешность: столько восхищения вредно для меня.
– Не сомневаюсь, но тебя нужно как-то подбодрить. Не спорь! Почему бы тебе не почитать вслух письмо Годфри, пока я занята вязанием? Вот тебе и возможность поупражнять голос. Да и мне это очень нравится.
– Что именно: письма Годфри, или то, как я их читаю?
– И то и другое. Если какие-то отрывки будут слишком… личными, можешь их просто опустить. Я впечатлена способностями Годфри к повествованию. Для адвоката он весьма красноречив. Когда ты читаешь его письма, кажется, будто он сам находится с нами в комнате. Пожалуйста, почитай!
Ирен милостиво согласилась и взяла толстый почтовый конверт со стоящего рядом с ней столика, напрочь забыв о богопротивном романе месье/мадам Санд, который остался валяться на турецком ковре на полу, как и подобает всем произведениям такого сорта.
– Я сама только один раз прочла это письмо, – пробормотала Ирен, бросив на меня странный взгляд из-под черных как вороново крыло бровей. – Могу спотыкаться о неразборчивый почерк.
– Бедняжка Годфри! Писать в поезде – не самое легкое занятие, знаю по собственному опыту. Но он оказался прилежным – составил послание в первый же день путешествия. Оно заслуживает прочтения вслух!
Подруга загадочно улыбнулась, держа в руке письмо, как актриса обычно держит сценарий:
– Приветствие я пропущу, оно слишком цветистое для твоего вкуса.
– От Годфри? Цветистое? Ты меня заинтриговала.
Ирен расправила страницу и начала читать:
– «Моя… дорогая».
Я заметила, что ее взгляд перескочил почти на середину первой страницы, к тому времени как она произнесла «дорогая».
– Ты права, исключительно витиеватое начало для юриста, – вполголоса заметила я наполовину довязанному мной чехлу.
– Это первое его письмо ко мне после женитьбы, – тоже тихо ответила Ирен.
– Если там что-то очень личное, я не хочу слушать дальше.
– Да нет же. – Примадонна отмела мои возражения элегантным взмахом руки.
Мне показалось, в глазах ее при этом появился озорной блеск. При определенном освещении глаза Ирен становились чистого золотого цвета. Одна из крестных-фей наделила ее карие глаза таким теплым оттенком, что сам Мидас мог позавидовать им.
Ирен