этого совещания, едва ли им пришлось бы встретиться.
Они стали слушать выступавшего, но слушать его было неинтересно, и они просто смотрели, как он говорит. Потом Николай не вытерпел и взглянул сбоку на Анну, на ее лицо, и она, чувствуя, что он на нее смотрит, обернулась к нему и улыбнулась настороженной, готовой в любое мгновение разгладиться на лице улыбкой, почти полуулыбкой.
– Бормочет, бормочет, а чего бормочет, непонятно, – сказал он, чтобы что-нибудь сказать.
– Ага, – согласилась она. – Чего уж они не подыскали, кто голосом посильней. Вот наш председатель заговорит, так хочешь не хочешь, а будешь слушать – будто гром гремит.
Склонившись, они облегченно засмеялись.
– У вас все колхоз? – спросил он.
– Колхоз. Года три назад говорили, что совхоз сделают, а потом, видать, передумали – молчат.
– А ты где работаешь? – Он перешел на «ты».
– Дояркой. Давно уж, скоро пятнадцать лет исполнится.
В зале стало шумно, и выступавшего было почти не слышно. Председательствующий за столом президиума сморщился, взял колокольчик и зазвонил. Зал умолк и стал смотреть на председательствующего, на то, как он ставит на стол колокольчик, как, чувствуя на себе сотни глаз, говорит что-то своему соседу, что-то необязательное и первое попавшееся.
– Ты в гостинице остановилась? – спросил Николай.
– Нет, – оглядываясь на президиум, зашептала Анна. – У меня тут тетка живет, я у нее.
Он засмеялся.
– Да ты не бойся.
– Ругаются, – смущенно сказала Анна. – А ты где, в гостинице?
– Там.
Они помолчали, украдкой поглядывая друг на друга, потом Николай склонился к ней и предложил:
– Давай мы вот как сделаем. Сейчас кончится, давай пойдем ко мне.
– А зачем? – осторожно спросила она.
– Поговорим – как зачем? Столько лет не видались! Посидим, поговорим, чтоб никто не мешал.
– Не знаю.
– А чего тут знать?
– Не знаю, что и делать.
– Да ты какая-то дикая стала! – удивился он. – Как девчонка. Я помню, ты в молодости будто не трусливая была.
– Не подначивай, – сказала она. – Поеду, так и быть. Ты меня не съешь.
– Понятно, не съем.
В перерыве они оделись и вышли. На улице уже начинались скорые зимние сумерки, но было тепло, и оттепель эта, наступившая за те несколько часов, пока они сидели на совещании, казалась удивительной. Не верилось, что стоит декабрь, конец декабря, середина зимы. Люди туда и обратно шли одинаково не спеша, отдыхая от морозов и постоянной зимней спешки. При тусклом свете загорающихся в сумерках огней в воздухе висели редкие лохматые снежинки, оставшиеся после недавнего снега, но доставали ли они до земли, было не видно. Машины двигались почти бесшумно, и потому казалось, что они движутся медленно и осторожно.
Николай и Анна сели в автобус, можно сказать, не сели, а стали: свободных мест не было, и им пришлось стоять. Анна, пригибаясь, то и дело заглядывала в окно на мелькающую улицу – отсюда, из автобуса,