Доктор Джей Харрис, большой мастер по части заламывания рук и скрежета зубовного, с помощью этой фразы пробился через всех отъявленных неудачников мира академической медицины. Моя мама несколько спокойнее относилась к своей карьере, такой же стрессовой. У нас дома шутили, что это из-за того, что папа еврей, а мама – нет.
Я не был подвержен национальным стереотипам и очень серьезно относился к девизу папы. С самого детства я был жучком-точильщиком, неутомимым исследователем, я постоянно что-то изучал – например, если долго давить на синяк, он будет продолжать болеть? От отца меня отличало то, что он был неисчерпаемым источником доброты, он применял свои умения только на пользу своих пациентов, подопечных и детей. Я же был нацелен на карьеру. Все в моей жизни зависело от баланса между потраченными нервными клетками и удовлетворенностью от полученного результата. С одной стороны, я был полностью уверен, что для поддержания любого достижения необходимы постоянная бдительность и самобичевание. Возможно, это объясняется эволюцией – пещерные люди, которые анализировали пережитую опасность, впоследствии чаще выживали. С другой стороны, я хорошо понимал, что такая установка могла сделать жизнь более долгой, но менее счастливой.
Однако на АВС любые попытки достичь этого баланса заканчивались провалом. Я был молод и, чтобы проявить себя перед лицом всеобщего скептицизма в чужой среде, мне нужно было в три раза больше работать. Однажды вечером, когда я стоял перед камерой и ждал начала прямого эфира в передаче Питера, его руководитель подошел ко мне и сказал на ухо: «Ты выглядишь как бар-мицва[4], которого фотографируют». Чтобы добиться уважения, я постоянно предлагал сюжеты, был безжалостно критичен к самому себе, работал по ночам, по утрам и в выходные, даже если для этого приходилось жертвовать важными событиями – свадьбами друзей или семейными праздниками.
АВС был плодородной почвой для развития моей мании. У них даже был девиз, который мне очень нравился: «Ты хорош ровно настолько, насколько хорош твой последний сюжет». Попасть в эфир было не так-то просто. Каждый вечер в передачу попадали 7–8 сюжетов от корреспондентов, и большинство из них были на строго определенные темы, например о Белом Доме. За оставшиеся сюжеты сражались 50 корреспондентов. В моей голове крутилась одна и та же пластинка: «Сколько у меня сюжетов на этой неделе? Как ко мне сейчас относится Питер? Что я могу еще приготовить?» Просто невероятно, насколько сильно моя самооценка зависела от ответов на эти вопросы.
Весь первый год я делал упор на сюжеты «в конце книги» – те, что выходили сразу после первой рекламной паузы. Это могло быть что угодно – от расследований и углубленных экскурсов в какую-то тему до несерьезных и милых вещиц. Я понял, что несмотря на битву за главные, самые горячие новости, эта ниша требовала умного подхода. Помимо расследований я готовил сюжеты о том, что происходит в Интернете, и красочно рассказывал о пересчете голосов во Флориде на выборах