Кандагара. Из-за авиационной кампании весь город был погружен в темноту. Мы быстро поднялись на крышу одного из домов, установили спутниковый сигнал и записали репортаж. Питер Дженнингс из-за своего стола в Нью-Йорке задал мне несколько вопросов о путешествии. Несмотря на то, что ему нужно было готовить выпуск, после разговора со мной он позвонил моим родителям и сказал им, что со мной все хорошо.
Следующие несколько дней были какими-то нереальными, сумасшедшими, головокружительными. Нас возили по городу в сопровождении вооруженных до зубов мужчин. По большей части нам показывали вещи, которые должны были произвести впечатление – например разбомбленные строения, в которых якобы мирные люди были убиты американской авиацией. Но что по-настоящему произвело на меня впечатление, так это поведение военных Талибана за кадром. Командующие занимались обязательной пропагандистской рекламой, но рядовые солдаты были, как ни странно, общительными и дружелюбными. Они были почти детьми. Нас научили ругаться матом на местном языке (оказалось, что «осел» на пушту – очень сильное оскорбление). В какой-то момент один из них прошептал мне: «Возьмите меня в Америку».
Я упомянул детали такого рода в своем репортаже и получил восторженные письма из главного офиса. Это опьяняюще подействовало на молодого репортера, работающего в полевых условиях. Питер в эфире называл меня «наш человек в Афганистане». Моя команда состояла из пары британцев, и они очень долго подкалывали меня по этому поводу, говоря, что после возвращения домой я буду «непереносимым зазнайкой». Они изображали, как я сижу с друзьями в баре в Нью-Йорке и поминутно говорю: «Да, да, да – ой, а я не рассказывал, как был в Афганистане?»
Эта поездка была для меня первым опытом того, что я назвал журналистским героином: ненормальный кайф от того, что ты находишься там, где не нужно, и не только выберешься оттуда, но еще и покажешь это по телевизору. Я мгновенно подсел.
Но когда я вернулся в Нью-Йорк, мне не пришлось долго красоваться. Я получил публичное опровержение в «Нью-Йорк Таймс». Критик Карин Джеймс назвала мой репортаж «белым и пушистым» и сравнила его с публикациями BBC. Это было сравнение было не в мою пользу. Я не согласился с ее оценкой, но все равно в студии я сразу же из героя превратился в паршивую овцу.
Спустя несколько недель Бюро международных новостей решило дать мне второй шанс, послав меня на Тора-Бора[6], где в тот момент отсиживался Усама бен Ладен, которого атаковали афганские военные, нанятые американцами. По дороге в аэропорт я получил звонок от Питера. Он сказал, что раз уж в первый раз я не справился на сто процентов, сейчас мне очень нужно проявить себя. Большую часть перелета я провел в позе зародыша.
В Тора-Бора нас ждала как раз грязная лачуга. Мы платили владельцу опиумной фермы за ночлег в ветхом бараке посреди заледеневшего макового поля. За дверью был привязан огромный вонючий бык, и каждый день, когда мы приходили на ужин, во дворе становилось