глухаря пока приготовлю.
– Спасибо тебе, добрый отрок.
Старец с благодарностью принял угощение, но есть не стал – с любопытством наблюдал за действиями мальчика. Когда Ренард вытащил нож и хотел было освежевать птицу, Вейлир его остановил:
– Погоди, дозволь мне.
Теперь уже Ренард с интересом посмотрел на него и протянул широкий клинок и мёртвую тушку. Старик от ножа отказался. Снял с пояса свой серп, сноровисто отрубил клювастую голову и окропил землю вокруг себя каплями крови.
– Водан, Доннар и Циу, примите благодарность мою и отрока Ренарда за ниспосланную добычу.
Взял отрубленную голову и бросил её в костёр. Вверх сыпанули искры, пахнуло палёными перьями.
– Сейшамни Левтисикай, не откажись принять дар отрока Ренарда за удачу в охоте.
Потом вспорол брюхо обезглавленному уже глухарю, вырезал потроха и закинул влажный окровавленный ком в ближайшие кусты.
– Ваша доля, иные! Дабы не гневались вы, не сердились и не строили козней юному де Креньяну.
– Что они мне сделают, иные-то? – насмешливо фыркнул Ренард.
Вейлир с удивлением посмотрел на него, но ничего не ответил.
Тем временем молодой де Креньян отошёл в сторонку, присел на колено и вскрыл ножом дернину. Наковыряв две пригоршни влажной глинистой земли, он забрал птицу у старца, обмазал толстым слоем прямо поверх перьев и положил тушку у костра, а сам принялся подкладывать в огонь толстые ветки.
– Умелый ты не по годам, как я погляжу. Отец обучил? – Слова из уст старца прозвучали похвалой.
– Отец, – степенно кивнул Ренард, стараясь не выказывать удовольствия.
Разговор на время утих. Старик грелся и обсыхал у костра, наслаждаясь теплом и покоем. Ренард подкармливал огонь дровами и хворостом. Когда углей накопилось достаточно, он палкой сдвинул их в сторону и вырыл в горячем ещё грунте неглубокую ямку. Положил туда птицу, чуть присыпал землёй и вернул всё обратно.
– Скоро будем обедать, дедушка, потерпи немного, – сообщил он Вейлиру.
– Да я никуда и не тороплюсь, – кивнул тот.
Когда подошло время, Ренард снова сдвинул костёр, выкатил палочкой на траву спёкшийся ком глины и расколол его ножом. Твёрдая корка отошла вместе с кожей и перьями, обнажилось печёное мясо. Местами подгорелое, местами сырое, но голод не тётка – старик уплетал так, что за ушами трещало, даже без соли. Да и сам Ренард проголодался на свежем воздухе-то.
За едой беседа возобновилась.
– Ты не боишься вот так, в одиночку, по лесам шастать? – спросил старец, обсасывая крылышко.
– А кого мне бояться, дедушка? Это же наши родовые земли, и незнакомцев, кроме вас, я доселе здесь не встречал.
– Так не людей нужно бояться, отрок. Иных. Ты хоть слышал о них, недоросль?
– А как же. Мне Симонет рассказывала. В лесах лесовики водятся, в полях – полевые, на болотах – болотники, а домовёныша я даже ловил. На молоко, в детстве, – ответил Ренард таким тоном, словно