всех продуктов в городах по карточкам; управление фабриками и заводами при посредстве коллегиальных рабочих органов; безвозмездность государственных и коммунальных услуг (даровой проезд по железным дорогам, даровое пользование почтой, электричеством и т. п.); и все это увенчанное отменой всех налогов и денег! И эту программу большевики осуществляли четыре года на русском опытном поле с настойчивостью и последовательностью маньяков.
Когда этот опыт последовательного осуществления коммунистического (социалистического тож) учения привел к вымиранию миллионов людей от голода в деревне и в городе, к небывалому в истории параличу всей промышленности (в некоторых отраслях ее производство упало до 3–5 % дореволюционного уровня) и всей хозяйственной жизни страны, – тогда большевики не только пошли на «уступки» (нэп!), но и поспешили заявить, что все, что они до сих пор делали, было лишь «военным коммунизмом», что они «вынуждены» были к этим мерам, к этой политике тем, что на всех фронтах шла гражданская война.
В действительности это был вовсе не «военный», а самый настоящий, последовательный коммунизм, от которого большевики вынуждены были отречься, ибо не только всей стране грозила гибель, но в общей катастрофе и они были бы сметены изнутри. Пришлось уступать. «Требование свободы торговли вооружило форты Кронштадта», – писала недавно «Экономическая жизнь».
Во всяком случае, важно раз навсегда твердо установить и запомнить, что в 1921–1922 гг. потерпел крушение не какой-нибудь «военный», а самый настоящий, последовательный коммунизм.
После этого поражения большевики отступили на свои «командные высоты». Они волей-неволей отказались от мысли насадить коммунизм к 120-миллионной крестьянской массе, но они удержали за собой те экономические позиции, опираясь на которые они рассчитывали построить грандиозную систему экономической эксплуатации этой крестьянской массы. Они оставили за собой те экономические позиции, без которых они не могли бы удержать своей политической власти. Ибо большевицкая власть держится в России десять лет не только террором, но также и тем, что она в исторически невиданных размерах сумела использовать средства экономического принуждения как орудие политического господства.
Опираясь на эти тыловые позиции, советская власть стала осуществлять «куцый» социализм, поставив себе главными конкретными задачами: 1) подчинение всей хозяйственной жизни страны единому плану; 2) создание нового капитала в порядке «социалистического» накопления; и 3) осуществление на основе этого нового капитала – «индустриализации» страны в американском масштабе.
Все это должно закрепить за коммунистами «русский плацдарм» для подготовки мировой революции.
Итак, первая задача состояла в том, чтобы, опираясь на экономические командные высоты (национализованную крупную и среднюю промышленность,