не полностью. В этой стране и на островах еще жива великая традиция филоксении[25] – дружбы с чужеземцами. Жива она и здесь, в этой маленькой таверне!
Голос Алана прервался; его душили чувства. После паузы он продолжил:
– Это благородный народ! Зачем кому-то менять его?
– Благородный, разумеется, – кивнул Гай. – Они заслуживают большего, чем голодное существование.
– Не хлебом единым. Вы, молодые радикалы, желаете превратить весь мир в один большой завод и ждете, что это случится за одну ночь. Вы и знать не хотите, что разные страны находятся на разных уровнях развития.
– Это вопрос не только развития, но и свободы, а особенно свободомыслия. В Греции есть политические заключенные, не так ли?
– Мне это неизвестно. Возможно, они есть, но если человек твердо вознамерился мешать всем жить, то ему самое место в тюрьме.
– Эти люди желают улучшить условия жизни своих соотечественников.
– Как и мы все, – произнес Алан с кроткой досадой человека, подвергающегося нападкам за свои идеи. Он вытащил солнечные очки и принялся вертеть их в руках.
Видя, как дрожат его пальцы, Гарриет сказала:
– Дорогой, давай сменим тему.
Но Гай уже полностью погрузился в греческий вопрос. Пока он подробно вещал о хороших школах, больницах, уходе за беременными и детьми, коллективных хозяйствах и фабриках, принадлежащих рабочим, Алан становился всё мрачнее и мрачнее. Наконец он не выдержал:
– Вы родом с промышленной территории. Единственная доступная вам форма прогресса – промышленная. Греция же никогда не была промышленной страной и, я надеюсь, не станет.
– Но сможет ли Греция поддерживать свой народ без промышленности?
Даже не пытаясь ответить на этот вопрос, Алан сказал:
– Я люблю Грецию. Люблю греков. Я не желаю видеть здесь перемены.
– Вы говорите как турист. Страна должна поддерживать свой народ.
– Их поддерживают. Никто не умирает с голода.
– Откуда вы знаете? Голод убивает медленно. Сколько греков эмигрирует каждый год?
За столом воцарилась тишина. Алан положил свои очки, уставился на них и вдруг рассмеялся.
– Вам надо поговорить с Беном Фиппсом, – сказал он. – Думаю, вы найдете общий язык.
– В самом деле? – удивленно спросила Гарриет.
– О да. Бен гордится своими прогрессивными взглядами.
– Вряд ли Куксон это одобряет.
– Фиппса там никто всерьез не воспринимает. Как вы знаете, сейчас модно быть левым. Его считают кем-то вроде придворного шута. Пусть верит во что угодно, только не пытается что-то изменить.
– Мне бы хотелось встретиться с ним снова, – сказал Гай.
– Думаю, это можно устроить.
– Давайте возьмем еще бутылку.
Алан утратил для Гая всякий интерес, но, не зная этого, он оживился, как школьник после уроков. Он снова заговорил о красотах Греции и стал рассказывать им о своих