великий драматург, – впрочем, отбросим сентиментальность.
Когда лицо весельчака Пифагорского скрылось в розоватой временной дымке, а сенсорный летоисчислитель, стилизованный под старинные арифмометры лондонских такси времен Георга VI, неторопливо защелкал, отбросив назад XXI век и начиная пересчитывать по убывающей XX, Шекспир открыл свои записи.
Итак, «Укрощение строптивой» в постановке какого-то дилетанта Питера Брука. Мало того, что комната на сцене была затянута некрашеным холстом, так еще и люди носили одежду из грубо выделанной кожи мехом наружу. Так никто не оформлял дома и никто не одевался в его время. Ну, ладно, пусть эти будущие «Бруки» сходят с ума как им нравится, но вот грубоватая пошлость в шутках и мизансценах была его непосредственной ошибкой. Это могло сойти ему с рук у публики с мозолистыми от вил лапами и дамскими башмачками, выпачканными свежим конским навозом, но на фоне неоновой рекламы, отражающейся на полированных боках «ягуаров» это было моветоном.
И Шекспир приписал: «Изящность в диалогах. Манеры не дворцовые, но!»
Следующим в его списке пьес стоял «Генрих IV» с пометкой «Фальстаф». Это была его драгоценная находка. Он обязательно вставит в нее нового персонажа – громоподобно веселого доктора Глеба Пифагорского, мудрого толстяка и пьяницу, который при всех своих регалиях, включая и Нобелевскую медаль, остался проникнут истинно народным, этаким заскорузлым духом настоящего «рассеянина». Ах, как заиграет его дворцовый триллер с появлением такого персонажа, конечно, переодетого на английский манер.
Еще его заинтересовала прелестная мелодрама «Ромео и Джульетта», которую он посмотрел на Бродвее. Надо же, он и здесь значился автором. Шекспир подробно записал основную сюжетную линию и удачные диалоги. Не факт, что Джульетта тоже погибнет, возможно, она родит от погибшего Ромео сына, и это станет основой сиквела. Надо будет подумать и обязательно прокатиться в Италию. «Конечно, мафиозному клану Корлеоне я поменяю наименование, а то можно и навсегда остаться в Вероне или вернуться в Англию в изысканном дубовом ящике». Итальянцы на всю Европу славились своими гробами…
Оказалась любопытной и постановка «Гамлета» в исполнении цыганского конного театра «Зингаро», на которую он специально слетал на Мальорку. Он вспомнил, что в его записях хранится небольшой набросок о средневековом датском принце, страдавшем паранойей и издергавшим отца частыми напоминаниями о том, что его хотят отравить. В конце концов, король не выдержал жалоб сына и покончил с собой, приняв напиток из цикуты. Но как талантливо цыгане обыграли старинную сагу: появляется отравитель – брат короля, насилует королеву-вдову и подбирается к некоей девице Офелии, которую взяли ко двору для обучения принца невинному «языку тела», но принц не учится и только травит дурацкие анекдоты…
«А забавная может получиться пьеска! – представил себе великий драматург и не удержался от похвалы. – Ну, Вилли, ну ты и сукин сын!» И он попытался вспомнить, где может храниться тетрадка с легендой о датском