поди на душе то?
– Не то слово, – Хаук медленно качнул головой.
– Забудь! Просто выкинь из головы. Не твоя вина. Ты уже ничего не изменишь, дружок.
– Что с ранеными?
– Стонут. Что еще с ними может быть? А вот девочки твои вчера напугали меня. Они просто взбесились!
– Как это? – не понял Хаук.
– А так! Сами не свои, воют, на стену лезут. Когтями скребут, зубами клацают… А глазищи прям огнем горят. Кое как закрыла их в подвале, от греха подальше.
– Такое раньше бывало?
– Бывало. Но не так. И, кажется, я начинаю понимать из-за чего. Вернее, из-за кого.
– Ну поделись догадкой, раз начала?
– Чего тут делиться? Чувствуют они тебя, вот и все. Не знаю уж, как и почему, но совпадением это трудно назвать. Потому, как случилось это когда ты в деревне саблей своей махал. Есть между вами определенно, какая-то странная связь, – заявила старуха уверенно.
– Ага… А сейчас они как?
– Спят, наверное, – старуха пожала плечами. – И, кстати сказать, ты молодец, что не заставил их драться вчера. Ох, не знаю, чем бы все кончилось…
– А сама то ты как? – Хаук попытался улыбнуться.
– Я-то…? – старуха ухмыльнулась. – Чувствую себя нужной как никогда.
– Потерпи. Торнтон обещал лекаря прислать.
– Август уже сказал. Я отправила его чуток поспать. Хороший малый.
– Да. Я ему денег дал. Все веселее будет, если в кармане пара золотых.
– Так и мне дай. За зря я что ли тут?! – возмутилась Марен.
Хаук улыбнулся и полез за пазуху.
– Не жмись! Давай три. – потребовала Марен.
– Держи, – Хаук протянул ей три монеты.
Марен прижала их к груди и закрыла глаза.
– Ты чего? – удивился он.
– Да так… прям чувствую, как на сердце легчает… – нараспев выдала она.
– А ты меркантильная старушенция, как я посмотрю, – рассмеялся Хаук.
– Ни в коем разе! – возмутилась она. – Ибо деньги есть эквивалент оценки моего труда! И я вижу, что ты меня ценишь. А еще ты не жадный, и это радует.
– Эквивалент? Хм… словечко что надо. Вверну как ни будь в разговоре с Джеймсом.
Взгляд старухи потеплел. Она задумалась, словно решая высказать вслух, то, что на уме или нет.
– Что опять не так? – нахмурился Хаук.
– Да нет, нормально все… Просто смотрю на тебя и думаю. Слава твоя дурная. Страшная. И слухи о тебе – те еще сказки на ночь. А вот так смотришь со стороны, человек как человек. Грубого слова не услышишь. Как так?
Хаук отвел глаза и опустил голову. От чего-то ему становилось неприятно, когда Марен говорила об этом. Не то что бы он стыдился или жалел о чем-то. Но она больнее других задевала струны в его душе.
– У каждой монеты две стороны… – тихо ответил он.
– И какая же из сторон твоя? – заинтересовалась она.
– Пока что, моя упала на ребро.
– То есть… в любой момент она может упасть на любую из сторон… – задумалась она.
Он