что Пьер не стал бы выламывать половицу или прицеплять что-либо к тыльной стороне картины. Люсиль приятно удивила меня напоследок своими манерами: вышла со мной в прихожую, открыла мне дверь и пожелала спокойной ночи. Судя по всему, старый мистер Дюко и служанка в белом переднике уже легли спать.
В десять минут двенадцатого я поднялся на крыльцо нашего старого особняка из бурого песчаника, обнаружил, что дверь не закрыта на цепочку и помощь мне не нужна, после чего прошел в кабинет. Вулфу следовало в это время либо погрузиться в книгу, либо разгадывать кроссворд, однако он меня удивил. В одном из ящиков своего письменного стола я держу карты всех пяти боро Нью-Йорка, и сейчас Вулф их достал и расстелил на своем столе, прямо поверх кучи хлама, карту Манхэттена. На моей памяти он впервые удостоил эту карту хоть сколько-нибудь пристального взгляда. Несложно заподозрить, будто я знал, что конкретно он разыскивает, но подозрение оказалось бы ошибочным: я давным-давно выяснил, что гадать, о чем размышляет гений, – пустая трата времени. Если он набрел на что-то конкретное, в чем лично я сомневаюсь, рано или поздно сам скажет. Я развернул кресло и уселся лицом к Вулфу, а он между тем начал складывать карту ловкими и уверенными, как обычно, движениями. Еще бы, с такой-то постоянной практикой в оранжерее, где он пропадает с девяти до одиннадцати утра и с четырех до шести днем! Кстати, сегодня он вообще в оранжерее не был…
Сложив карту, Вулф произнес:
– Я замерял расстояния – ресторан, дом Пьера и наш дом. Он прибыл сюда без десяти час. Где он был раньше? Где побывало его пальто?
– Придется мне, похоже, извиняться перед его дочерью, – заметил я. – Я уверял ее, что для таких расследований ваша помощь не понадобится. Что, настолько все плохо?
– Нет. Как тебе известно, я предпочитаю воздерживаться от чтения, зная, что меня могут прервать. Что она тебе сказала?
– Ничего полезного. Возможно, ей вообще нечего сказать, но я в это не верю. Она просидела со мной целый час, приглядывая, как я роюсь в вещах Пьера. Видно, следила, чтобы я не позаимствовал пару носков. Думаю, она – это аномалия. Или…
– Невозможно. Человек не может быть аномалией.
– Ладно. Тогда она притворщица. Женщина с кучей книг, на каждой из которых написала свое имя, жаждет заставить мужчин прекратить превращать женщин в секс-символы. Если бы она действительно того хотела, то не стала бы умащивать кожу, укладывать волосы и тратить заработанные трудом и потом деньги на платье, облегающее фигуру. И ноги бы прятала. Короче, она притворяется. Пьер говорил, что его преследует мужчина, потому я готов допустить, что она не подкладывала бомбу в отцовское пальто, но спорю на что угодно: он рассказывал ей об этом клочке бумаги, может, даже показывал, а она знает, кто его убил, и намерена этого кого-то крепко прижать. В результате ее прикончат, а нам придется расследовать и ее смерть. Предлагаю за ней проследить. Если на меня у вас иные планы, привлеките Фреда, или Орри, или Сола, в конце-то концов. Вам нужен дословный пересказ?
– Польза от этого будет?
– Нет.
– Тогда