вообще вспомнит, кто я такая, не говоря уже о том, чтобы устраивать мне проблемы.
Шестнадцатый этаж протянулся к соседнему корпусу стеклянным переходом, по нему мне и предстояло пройти. Сегодня, в отличие от вчерашней пасмурной тяжести, выглянуло солнце и небо расстелилось пронзительной осенней синевой, звенящей от прохлады. Деревья разбрасывались пригоршнями листьев, которые мгновенно убирали с газонов, а те, что на них оставались, алели пятнами.
Кабинет декана располагался сразу за стеклянным переходом, перед ним раскинулся огромный холл, а в приемной меня встретила секретарь, тоже въерха. Глянув на меня поверх стильных очков в тонкой роговой оправе, приподняла идеальную, густую по последней моде бровь:
– Вирна Мэйс, я полагаю?
– Совершенно верно.
– Проходите, – она даже не потрудилась встать, кивнув в сторону соседней двери, пальцы ее снова запорхали над тапетом.
Недолго думая, шагнула в указанном направлении и оказалась в просторном, светлом кабинете. Запечатанные под рулонными шторами окна не впускали сюда солнечный свет, из-за цвета обивки стен (льдисто-голубого), создавалось чувство, что я оказалась в лиариуме, который накрыли тряпкой.
Директор лиариума, в смысле декан, оторвалась от изучения своего тапета и посмотрела на меня так, словно мне стоило провалиться сквозь пол аккурат до самого первого этажа, а еще лучше сразу в подземный переход.
– Вы пропустили занятия, – произнесла она таким тоном, каким прокурор мог бы объявить: вы совершили убийство. – Четыре академических часа по профилирующим предметам.
– У меня пропала сестра…
– В вашем договоре, нисса Мэйс, четко обозначено, что пропуск занятий недопустим, – в голосе ее звенела сталь. Она не предложила мне сесть, не предложила пройти, но ее пронзительный голос металлическими занозами впивался в кожу даже с другого конца кабинета. – Государство тратит огромные деньги, когда дает вам шанс получить высшее образование, поэтому пропуск занятий – уже достаточная причина для отчисления, если у вас нет достаточных для того оснований.
– Вы не позволили мне и слова сказать, – произнесла я. – У меня пропала сестра, участок открывается в то же время, когда у нас начинаются лекции.
– Ваша сестра не имеет никакого отношения к вашему обучению, – отчеканила она.
– Моя сестра имеет отношение ко мне! – я невольно повысила голос, и брови декана сошлись на переносице.
– Ваша. Личная. Жизнь. Меня совершенно не волнует, нисса Мэйс, – резко произнесла она, вырастая над столом. На вид ей можно было дать как тридцать пять, так и все пятьдесят, возраст въерхов сглаживается за счет питающей их силы. Юбка-карандаш цвета стали и такой же пиджак придавали въерхе сходство не то со статуей, не то с вышеупомянутым карандашом. – Вы не просто прогуливаете, вы пренебрегаете Уставом Академии. Или не читали его вовсе? Прежде чем подняться ко мне, вы должны были надеть форму.
Твоего едха! Она что, глухая?
– Моя сестра исчезла, – уже с трудом сдерживаясь, говорю я. Руки сами собой сжимаются