В квартире работали две или три молодые девушки, они ухаживали за старухой. Дудин приехал после получения известия о кончине.
– Что он говорит?
– Что говорит? Да ничего, собственно. Получил известие по телефону от соседки, сразу прилетел.
– А те девушки что говорят?
– С одной я общался, – Крашенинников снова стал искать информацию. – Да, вот. Елена Важникова. Молодая такая. Работала, говорит, у старушки кем-то вроде сиделки, а потом старуха… того, в общем.
– Виктор, а какое у вас лично мнение по этому делу?
– Какое мнение? А какое тут может быть мнение? Возможно, что и не было никакого кольца. Кто его видел? А если и было, так закатилось куда-нибудь. Мало ли, что со старухой может приключиться, ей ведь девяносто два стукнуло в феврале.
– Какие же перспективы?
– Перспективы? Откажем в возбуждении уголовного дела за отсутствием события преступления. А если сверху, – тут он стал тыкать указательным пальцем правой руки куда-то вверх. – прикажут, то придется возбудить. Глухарь будет. У меня дел – вон сколько. – Закончил Крашенинников, показывая тем же пальцем в стопку папок на своем столе.
– А можно мне осмотреть квартиру? – спросил Михаил.
– Осмотреть? Ну я не пойду. У нас осмотр проведен, протокол составлен, возможные объяснения получены. Могу предложить связаться с Дудиным, с ним договаривайтесь. Если найдете что-то интересное для нас, позвоните. Хорошо?
Михаил согласился и получил на клочке бумаги номер телефона Дудина. И на этом разговор с Крашенинниковым закончился.
Сразу же Михаил дозвонился до Дудина и договорился, что придет в квартиру через несколько минут. Пока он шел, размышлял о Крашенинникове и его реакции на это дело. Стоит ли на него обижаться за такую «помощь»? Сам он еще полгода назад находился в подобной ситуации. В сейфе десять–пятнадцать материалов по разным делам и направлениям, хотя по их внутренним нормам, как он знал, рекомендовано не более пяти материалов. Плюс суточные дежурства, которые изматывали так, что и за два дня не успеваешь полностью восстановиться. Но и это еще не всё. Если правильно распределить время, можно и с таким объемом справляться. Если бы… если бы не всевозможные проверяющие и контролирующие. С одной стороны – начальник, на которого в свою очередь нажимают его начальник, с другой стороны – прокурор, у которого своя задача. И если начальник просит и требует, чтобы где-то что-то «замяли, прикрыли» и тому подобное, чтобы красиво выглядела отчетность о проценте раскрываемости дел, то прокурор как раз наоборот – контролирует, чтобы не заминали. Свои внутренние проверяющие приезжали, поднимали не раскрытые дела и пробовали их прекратить. Они говорили, что процент раскрываемости должен быть минимум девяносто пять, а у них только девяносто. Где-то Михаил слышал, что в сороковых годах в Германии, где и преступности-то практически не было, раскрывалось около сорока процентов преступлений. А у них девяносто пять? Как так? «А вот так, – объясняли проверяющие: