языка и литературы как раз смотрели на маршрут Ирины Петровны, а само ее торопливое перемещение в околошкольном пространстве не ускользало от внимания Жанны Ивановны. Она всякий раз расстраивалась, вздыхала и произносила какие-то короткие слова одними губами, без звука. Анализируя происходившее на ее глазах, русичка, видно, хотела найти причину собственного личного патологического неблагоустройства, выражавшегося в отсутствии внимания со стороны интересных представителей мужского пола. Поползновения руководителя авиамодельного кружка и трудовика по совместительству, Петра Николаевича, постоянно зажевывающего стойкий перегар семенами тмина, в расчет Жанной Ивановной не брались. Кандидат он немолодой, на роль романтического героя не подходил и тем более был женат.
Новым историком у нас стал выпускник института Василий Иванович. Он очки не носил по каким-то принципиальным соображениям, но, так как видел плоховато, постоянно щурился и был похож то ли на энкавэдэшника[3], разглядывающего контру[4], то ли на крота, подсчитывавшего, во сколько же ему обойдется содержание Дюймовочки. Ириной Петровной и ее обучением на истфаке он не интересовался, да и сам не являлся объектом обожания в силу неловкости и задумчивости. Новый историк всегда был погружен в собственные мысли, отчего рассеянно ходил по коридорам, натыкаясь на углы и учеников. Школьная кличка для него нашлась сразу же – Осёл Иванович. Если быстро произносить его имя, то так и получалось. Даже малышня, пробегая, кричала: «Здрасьте, Осёл Иванович!» На это приветствие историк просыпался от своих дум и радостно кивал. А нам повезло вдвойне – Осёл Иванович был нашим классным руководителем.
Юрку избрали председателем совета пионерской дружины в одно время с отцовскими выборами. Все помнят, как на овощном павильоне, славящемся фирменным за́пахом прели и кислятины, появился огромный транспарант с красноармейцем – «А ты голосуешь за Никифорова?». Палец на плакате четко указывал на желтую пивную бочку, стоявшую прямо напротив овощного, через дорогу. Временами в такой же бочке привозили квас, но в последнее время все реже. Потому что для него сахар нужен, а его просто так не найти – весь на самогонку скупили, так бабушка говорила.
Жизнь становилась все свободнее, так что каждый выбирал путь личностного развития и напитки для себя сам. Мы из-за вечного отсутствия кваса огорчались. Но позиция завсегдатаев, стоявших у бочки и потягивавших хмельную горьковатую жижу из пузатых стеклянных кружек, была иной. А еще, по мнению этих мужиков, стиральный порошок, тоже пропавший из магазинов, закончился потому, что весь пошел на изготовление пивной пены. Короче говоря, из-за несчастных алкашей теперь ни кваса нет, ни порошка, ни пирожков с ливером по четыре копейки. Их они в «девятке» разбирали к тому моменту, когда мы из школы возвращались, и магазин встречал нас пустыми прилавками.
Юрка тем текстом на плакате с красноармейцем очень гордился. А когда проходил мимо с кем-то