слов, из моего рта вырвались дикие рыдания. Не хотелось расставаться с рукой, не хотелось признавать свою ошибку и сделать промах достоянием общественности. Как после этого смотреть в глаза Фениксам? А если на работе столкнусь с экзистенциалистами?
– Ада, это не просто метка. Тот, кто её поставил, не хочет от тебя ни силы, ни слежки.
– Что тогда?
– Он отметил тебя своей парой.
– А? – я подняла голову и увидела усмехающееся лицо учителя. Его болотно-золотые глаза с лёгким укором смотрели на меня, волосы были уложены не так тщательно, как обычно, – заметно по выбившимся золотистым прядям из-под бордового капюшона. А мантия как всегда – чистейшая, по подолу расшитая огненными перьями. Красиво. И страшно.
– Пошутил. Зло и по-собственнически. Ему-то за это ничего не будет, а вот тебе придётся несладко. Либо руки лишиться, либо… Позориться перед Фениксами.
– Пара? – до меня только стал доходить смысл слов, сказанных учителем.
– Каждому – своё. Ты читала? Это же парная клятва верности у экзистенциалистов. Историю учила?
– Учила, кажется, – у меня внутри всё ещё плескалась какая-то пустота. Слова и мысли были, но вроде бы и нет. Всё проваливалось в темноту небытия, проходило сквозь огненное нутро. – Он меня не спросил! Фениксы не дают клятв! Нам вообще нельзя никак взаимодействовать с экзистенциалистами, опасно же! Он что, дурак? – наконец-то из глубины души полезли страшные догадки и картины будущего.
– Ну как не спросил…
– Я что, сама согласилась? Сама? Когда?
– Когда ввязалась в игру, Ада. Имя Денеб тебе о чём-нибудь говорит? Дурочка ты моя… – Сёртун вдруг по-отечески добро улыбнулся.
– Ох…
Меня словно оглушило. Я села, вытянув ноги, и уставилась на подол мантии учителя. Как тебя так угораздило, Ада? Ладно, сущность. Но это же Денеб! Лучший друг истинного экзистенциалиста Льётольва, изгнанного за вопиющие преступления, лишённого права заниматься своей деятельностью. Его рабочая пара! К слову сказать, мы все частенько нарушали правила. Но не так, как он. За глаза Льётольва называли Ужасом. Он и был им. Изощрённые искажения реальности, которые не только снимали влияния, но и, говорят, могли его наводить. Этот экзистенциалист сам, как болезнь или проклятие. Меня затрясло с удвоенной силой, я протянула руку учителю.
– Давайте, режьте.
– Ты серьёзно?
– Совершенно.
– А я думал, ты захочешь продолжить общение с Денебом… – Сёртун прекратил источать жару. Сжалился, что ли?
– После того, что он сделал?
– Ада, ты же сама хотела. Ден подыграл тебе.
– Тварь он. Вы Льётольва видели? Я вот видела разок! То, что он делает – жутко! Как мне жить теперь?
– Спокойно жить. С этой меткой тебя уважаемый Ужас точно не тронет, в отличие ото всех остальных. Это как проклятье. Но мы можем обыграть твоё безрассудство, – учитель снова опустился передо мной и заговорил спокойно, вкрадчиво, обволакивая каждое слово своим тягучим голосом, – что