На этот раз она не рассмеялась. Ленор умела держать мужчину в напряжении. Это редкий талант. Я ревновал к Чаку с самого начала. Я всегда опасался – поначалу, что Ленор полюбит кого-то получше меня.
– А какой у нее был второй фетиш?
– Вторым фетишем были ковбойские сапоги. Ленор говорила, что они ей не нравятся. Вызывают отвращение. Напоминают о гадостных сигарах, о колбасе Джимми Дина.
– Похоже, – заметила я, – ваша жена не понимала смысла слова «фетиш».
Ленни моргнул.
– Ленор была молода. Ей и двадцати четырех не было. Мне тогда было под сорок, наверное, столько, сколько сейчас вам.
– Вы переспали с ней на том свидании?
Вот что меня всегда интересовало в «Любовной связи».
– В те времена люди делали ровно то же самое, что и сейчас.
– Значит, вы трахнулись сразу.
Кевин, только что после душа и во всем черном, вышел наружу в самый пик дневной жары. Поздоровался с нами обоими по пути к машине. Я почувствовала себя шлюхой.
Глава 6
В ту пятницу, когда работала Элис, я нарядилась в штаны из лайкры и маечку на бретельках. Нанесла тушь и уложила волосы, зачесав назад. Подъехала к студии. Я потела так, что теплые ручейки струились по моим предплечьям.
Никаких признаков катастрофы не было. Ее стерли из Каньона. Воздух по такому раннему времени был прохладным, и солнце выглядело величественно, как в голливудском вестерне. В Нью-Йорке солнце с дробину. Мы оправляемся от смерти так, будто она случилась всего лишь в кино.
Глядя в зеркало заднего вида, я собрала жир со щек и носа напудренной, пахнущей розой промокашкой. Уставилась на свое лицо и смотрела, ненавидя его, так долго, что мне стало стыдно, словно другие люди наблюдали за тем, как я себя ненавижу, и осуждали меня за это. Потом вышла и неторопливо двинулась к двери – совсем другой человек, нежели тот, которым я была в машине. Когда я распахнула дверь, дилинькнул латунный колокольчик. Как и все остальное в Лос-Анджелесе, студия оказалась не такой, как я думала. Я ожидала увидеть белые глянцевые стены и орхидеи цвета заката. Вместо них там были пыльные сансевиерии и маммиллярии в терракотовых горшках. Со стен отшелушивалась зеленая краска, а пахло внутри так, как пахнет в летнем лагере. Стоя в очереди на оплату, я смотрела, как выходили потные худые женщины с полотенцами на шеях и скатанными ковриками на шнурках через плечо. И думала о том, как мужчины говорят о дамах, утративших красоту. Я знала, чтó они имеют в виду, потому что это происходило со мной. Было потускнение блеска в глазах и общее иссушение, как у старого апельсина. Но я полагала, что это не столько физические изменения, сколько побочный продукт того, как женщины видят, что их мужья с ума сходят по молоденькой няньке, словно она решила нерешаемое уравнение или договорилась о мире во всем мире, а не просто заплела их дочке косички так, что та не заплакала.
Я заплатила за одно занятие, отдав из комка наличных 26 долларов, каждый из которых ощущался как последний вздох. Указала свой возраст, и эти цифры взглянули