Натали Ричардс

Пять абсолютных незнакомцев


Скачать книгу

ввозят в зал раскладушки. Одна из сотрудниц наблюдает за процессом, приложив к уху рацию. Телеэкраны над головой тоже навевают тоску: показывают прогноз погоды. Огромные мерцающие буквы складываются в слово «ШТОРМЕТЕЛЬ».

      Я совсем падаю духом. Можно и не говорить с сотрудниками аэропорта, все и так понятно. Усталые туристы; переплетения зарядок для телефона; спящие под куртками пассажиры. Раскладушки в залах ожидания. Я замечаю указатель «Прибытие и вылеты» на ближайшей стене, но идти туда нет никакого смысла. Тут и без всяких расспросов понятно, что мой рейс на Питтсбург отменили – как и все остальные.

      Я не попаду домой.

      От этой мысли горло пронзает игла отчаяния. Мне очень нужно домой. Я нужна маме. Я должна ее смешить; должна уговорить смотреть всякую ерунду по телевизору. Я смогу отвлечь ее от мысли, что Фиби умерла под Рождество. Но для этого мне нужно добраться до дома.

      Я набираю сообщение, но сразу стираю – и так раз за разом. Нет, не получится: я не знаю, как сообщить маме новости. Что бы я ни написала, она все равно распереживается до полусмерти.

      Я сдаюсь и набираю номер моего отчима Дэниела. Дэниел работает бухгалтером, и работа ему очень подходит. Мягкий, спокойный, он – полная противоположность моей нервной и энергичной матери.

      Дэниел берет трубку на втором гудке. Как и всегда.

      – Мира, – слегка помедлив, произносит он. – Веселого Рождества.

      – Ну, Рождество пока еще не наступило, – отвечаю я. – И веселье, честно говоря, тоже. – Пожалуйста, передай маме, что я застряла в аэропорту. Похоже, на всю ночь.

      – Ты в аэропорту? Тебе нужна помощь?

      – Нет, нет, просто рейс отменили из-за погоды. Даже не знаю, почему: на вид ничего ужасного. Я разберусь, но, похоже, до завтра улететь не получится. Просто передай маме… Ты знаешь, ей сейчас непросто.

      – Не уверен, что…

      Он как-то неловко замолкает, словно его отвлекли. Может, лапшу варит? Он всегда готовит лапшу на Рождество. Каждый год. Однажды я ее нарисовала: огромные желтые пласты теста, раскатанные тонюсеньким слоем по столу. Центром картины была скалка.

      Дэниел покашливает.

      – Может, тебе лучше оставить ей сообщение? Ты ей писала?

      Я морщусь. Он что, шутит?

      – Не, не хочу, чтобы она прочла на работе. Может, попросишь ее позвонить, когда вернется домой?

      – Домой?

      На сей раз пауза звучит как-то иначе. Ни вздоха, ни шороха.

      Когда Дэниел заговаривает снова, в его голосе слышится напряженная печаль.

      – Мира, мы с твоей мамой не живем вместе. Она тебе не говорила?

      Я прикрываю свободное ухо ладонью. Наверняка я что-то неправильно расслышала.

      – А? Что такое?

      – Мы с твоей мамой разводимся. Я съехал две недели назад.

      Это что, какая-то странная шутка? В моей голове мечутся обрывки вопросов, но я не могу их поймать. Кто-то проталкивается мимо меня с чемоданом, и от удара по колену слова вываливаются у меня изо рта.

      – Что… Я не… Разводитесь?

      – Мне очень