свалиться в яму с трубами и торчащими острыми железяками. В школу можно было попасть и в обход, но потратив лишние семь минут. С утра вообще не вариант. Там-то меня и догнал Липа. Шли по настилу один за другим.
– Привет. Подготовилась к контроше?
– Не-а.
– Хочешь опять свалить?
– Хочу, но не буду. Все равно идти некуда в такую рань. Дома дед, а от холода я скоро сдохну.
– Лиза говорила, что вы ходили к Наде убирать.
– Да! – Я обернулась. – И чего?
– Осторожно! – Липа предупреждающе вскинул руку.
Мы как раз проходили мимо дыры.
– И чего? – повторила я.
– Просто любопытно.
Дошли до конца забора и поравнялись. Липа был мелкий, чуть выше меня, глазастый и суетливый.
– Тебе ее жалко?
Шумно пыхтя, он задумался.
– Надю? Не знаю. Но я рад, что пришел новый физрук.
– Ты же терпеть ее не мог.
– Подумала, что я мог бы ее убить? – рассмеялся он.
– Кто знает? Обычно вот такие тихие ботаники, как ты, и оказываются в итоге преступниками.
Закатив глаза, Липа тяжело и протяжно вздохнул.
– Если я кого и мечтал убить после каждого ее урока, так это себя.
Контрольная была сложная, но меня занимало совершенно другое. Взгляд настырно упирался в спину на второй парте. За кого Надя держала Томаша? За маленького питомца или он все же имел право голоса? Насколько она вообще была с ним откровенна? Рассказывала ли о флешке? Ведь если ему известно о записи, объяснять ничего не потребуется. Я должна была набраться смелости и поговорить с ним насчет растяжки. Но почему за эти дни ничего не выдало его расстройства? А выражение лица оставалось таким же ровным и невозмутимым, как всегда? Томаш не был замкнутым, нелюдимым или мрачным. Он охотно общался со всеми, кто проявлял к нему интерес, разговаривал, смеялся и рассказывал истории. Держался доброжелательно, но на расстоянии, ничего про себя не рассказывая и о других не спрашивая. А когда заканчивались уроки, домой шел всегда один. За полтора года учебы у нас он так ни с кем не подружился. Все, что мы знали о нем, – это то, что ездил он на автобусе и у него была младшая сестра, которая училась в четвертом или пятом классе.
Я была уверена, что самомнение Томаша зашкаливает. Типа он такой умный, красивый, хороший и правильный, а мы низкопробная районная шушера. И не только из-за того, что он так нелепо и обидно меня послал, скорее из-за ситуации, случившейся чуть позже, в декабре. Было холодно, и шел снег. На ступенях школы под козырьком стояла девочка: расклешенная юбочка, два хвостика, за спиной массивный портфель. Она жалась, стараясь увернуться от радостно вылетающих из школы девятиклассников.
Я узнала в ней сестру Томаша и притормозила.
– Отошла бы, а то затопчут.
Девочка послушно сделала шаг назад, но не ушла.
– Ты к брату?
Она кивнула.
Какой-то придурок, закидывая