Минском Игнатий Монюшко сформировал за свой счёт и сам возглавил 21-й конно-егерский полк.
Конечно, возрождение и устройство литовской государственности требовало времени. Потому, прибыв в Витебск, Наполеон снял шпагу и сообщил, что кампания 1812 года закончена. Возможно, что карта Европы выглядела бы совсем по-другому, если бы он сдержал своё слово…
Но тут возникли разногласия с поляками, горевшими желанием отомстить России за разделы Речи Посполитой и подавление их восстаний. Кроме того, они представляли себе Великое княжество Литовское только в составе Речи Посполитой. И поскольку поляки составляли костяк армии, Наполеон больше прислушивался к ним, а не к литвинам. Это вызывало разочарование в среде литовской шляхты, но Наполеону было тогда не до этих «мелочей».
В газете «Курьер Литовский» («Kurier Litewski») от 30 июля 1812 года автор статьи так описывал события того года в Пинском уезде, происходившие накануне вступления сюда французской армии: «Находясь в Пинске во время отступления неприятелей (русских) и будучи свидетелем истинно умилительных сцен, какие могли породить лишь великий акт возрождения Отечества и горячие чувства его истинных детей, я считаю, что передавая все подробности этих столь же доблестных, сколь и прекрасных событий, я нарисую приятную для моих соотечественников картину; быть может, она окажется даже достойной привлечь, хоть на один миг, внимание нашего Избавителя (так называли в Польше и Литве императора Наполеона), среди его великих и геройских подвигов.
Когда русское правительство приняло более решительные, чем когда-либо, меры для вывоза из Пинска значительных запасов продовольствия и других предметов военного обихода, в город был прислан член губернского присутствия, на обязанности коего лежало ускорить их вывоз и сжечь все остатки. Жители нашего уезда, догадавшись о приближении армии Избавителя, не дали людей для отправки по реке нагруженных барок и отказались поставить шесть тысяч подвод и восемьсот волов и коней под артиллерию. Они решительно объявили члену присутствия, что ни вывозить магазинов, ни жечь их не позволят, и взялись за оружие, какое у кого было. Собрали крестьян, вооружённых вилами и косами, окружили все магазины, расставили караулы и, ободряемые князем Карлом Любецким (в настоящее время делегат в Сейме), караулили, день и ночь не сходя с коней, и рассылали из своей среды разъезды во все стороны. Вскоре милостивое Провидение исполнило их предчувствия.
По истечении трёх дней такого неопределённого, выжидательного положения мы получили известие, что вспомогательные отряды армии Всемилостивейшего Императора Французов, бывшие под начальством князя Шварценберга, заняли Кобрин и что русские, отступая на всех пунктах, оставляют наши окрестности. Тогда общее сознание счастья ещё более возбудило наше воодушевление.
Не было никого, без различия положения, состояния и звания, кто бы остался