попало, – мотнула головой Рая, закусывая красной капусткой.
– Че за выдерьга?
– Да выдра, «бураном» задавил, – раздраженно объяснила Рая.
Коле хотелось поговорить про охоту, но разговора не получалось, Паша был пьяноват, про выдру забыл и орал одну и ту же частушку:
На горе стоит избушка,
Красной глиной мазана!
Там сидит моя подружка —
За ногу привязана!
Пашка еще по осени придумал себе новое выражение – когда у него собирались, он заставлял кого-нибудь из гостей наливать, говоря:
– Ну угощай, Коля!
Получалась игра, новый оттенок гостеприимства: вроде водка Пашина, а он так уважает гостя, что уступает ему хозяйское право. Вдобавок и перед Раей выходило, что он выпивает теперь, чтоб не обидеть разливающего. Выражение моментально, распространилось по деревне.
Рая улыбалась, вываливая грибы, Пашка кричал:
– Ну, угощай, Коля!
Коля зачем-то встал, Рая включила магнитофон и, проходя к холодильнику, взяла его за локти и, описав круг по кухне, выкрикнула, косясь на Пашу:
– Сейчас пойду вот и Толмачеву отдамся! – Пашка только зло хмыкнул, поднял брови и пожал плечами. «Ну, попал», – подумал Коля.
У Паши шла сейчас полоса куража, и главное было продержаться в ней подольше, не перебрать, иначе грозит упадок – будет сидеть свесив голову, клевать носом, но на вопрос «Спать, может, лягишь?» бодро вскинется: «Нет!» Пошумит, поспорит и снова книзу носом. Тут, главное, его увалить решительной серией рюмок, иначе так и будет колобродить – ни два, ни полтора. Если удастся – уснет мертвым сном до утра – хоть кол на голове теши.
Пашка налил:
– На горе стоит избушка! Угощай, Коля!
– Частушку эту чепопалошную заладил… – Рая поджала губы и помотала головой.
– Давай, братка! Ну а ты че моя! – гнул Пашка. Рая держала стопку и говорила обращаясь только к Коле:
– Господи! Вот он три дня как приехал, ни посмотрел на меня даже, ни обнял ни разу! Только водка одна на уме! – Она закусила губу, подбородок задрожал, взялся мелкой ямкой.
– Толь-ко вод-ка, – повторила она низким, рыдающим голосом. Потом собралась – опрокинула рюмку, запила водой. Шмыгнула носом, вытерла слезы и сказала трезво:
– Извини, Коля.
Пашка было повесил голову, но тут раздались по-морозному шумные и скрипучие шаги и громкий стук с дверь.
– Да! – рявкнул Паша.
Ввалились двое: Генка Мамай (кличка) и Петька Гарбуз (фамилия). Мамай – крепкий, рыжий мужик, веки в веснушках, синие глаза, волосы жесткие и плотные, зачесанные набок и стоящие упругой волной. Гарбуз – толстый малиноворожий Пашкин сосед.
Пашка орал от радости:
– От нюховитые! И ведь как знают, когда Пашка гудит!
– Ты скажи, когда он не гудит! – сочно бросил Мамай, протягивая Рае мороженную сохачью печенку в газете:
– Шоколадку построгай-ка нам, хозяйка.
Пашке нравилось все, даже то, что зашел Генка –