везде участвовал, где участвовала Женька, даже стал ходить на танцы вечером. Танцевать он не умел и сидел все время на лавке, в жидкой тени, просто слушал музыку, терпеливо кормил комаров, смотрел на пацанов, которые дурачились и горланили припев «Вотки-най-ду!». Радист Саша, скорее всего, был тайным членом ордена иезуитов, потому что «Вотки-най-ду» ставилась им почти в самом конце танцевального вечера и была своеобразной кульминацией. Данька между делом смотрел, как танцуют девочки и Светлова Женька, которая приходила на танцы в техасах клеш и туфлях на квадратном каблуке, всегда аккуратно причесанная. Дети танцевали в кругу или в нескольких, где были или только девочки, или смешанные группы. Зависело от музыки, которую заводил радист Саша. На ура шли «Бони-М» и «Чингисхан», мальчикам нравились «Смоки» и «УФО», особенно их «Белладонна». Многие ребята под эту песню приглашали девчонок на медляк.
В программе вечера был еще один момент. Объявлялся белый танец, и вожатая Людочка приглашала воспитателя первого отряда Сергея Александровича, а воспиталка третьего отряда – старшего пионервожатого Алёшу, Алексея Гудкова, комсомольца и студента-заочника пединститута. Радист Саша обычно говорил в микрофон:
– Объявляется белый танец – дамы приглашают кавалеров!
И смелые девчонки в ответ приглашали тех мальчиков, которые танцевали с ними «Белладонну», демонстрируя таким образом свою симпатию.
Однажды Данька спросил у Пашки:
– Слышь, а чё такое белладонна?
– Трава такая, в наших лугах растет, нанюхаешься – голова будет болеть, Тетя Шура из столовой своей внучке строго-настрого говорила, следи за козой, чтобы она белладонну не ела, а то молоко горькое будет, – не задумываясь, ответил Пашка.
– А почему английский ансамбль про нашу траву поёт?
– Да наркоманы они там все, а песня медленная, грустная, со страданием, мужик поет: «О, белладонна! Ля-ляля, ля-ля…», понял?
– Понял, песня-то про любовь?
– Ну да, он поет, что влюбился так, что башка болит, как от белладонны, а может, он ее с горя нюхает, назло ей, понял?
– Да понял, чего орать-то…
Даньке все больше нравилась Женька, и то, как она одевалась, и как танцевала. Он смотрел, как пацаны из первого отряда танцуют с девочками «Белладонну», как девчонки кладут им руки на плечи, как некоторые пары танцуют совсем близко, а другие на расстоянии. Одни девочки обнимают парней, другие почти висят на шее или прижимаются. «Вообще-е!»
Как правильно и прилично танцевать, Данька никак не мог разобрать. И была еще одна вещь, подумать о которой ему было странно или даже страшно и где-то в глубине души приятно одновременно. Что будет, если случайно коснуться… ну это, как ее, их… Ну, в общем, страшно подумать что. И он боялся, что кто-нибудь заметит и может посмеяться над ним, над его реакцией. Ситуация была нестандартная и совсем новая для него. А вдруг она оскорбится или что-нибудь в этом роде. Он часто видел в кино про любовь, как женщина давала пощечину мужчине, который ее обнимал и потом целовал, а та, в кино, вырывалась и давала