Цветок весьма двусмысленный, и от аромата его голова может заболеть.
– А к кому мне подходить? – огрызнулась Ландыш. – Радослав меня любить не хочет. У него не те устремления.
– Он один, что ли, на Паралее будет жить? Он да Кук? Там и другие земляне есть. А местных насельников тьма тьмущая, целая планета. Я не для Кука тебя рожала! – вдруг крикнула она.
– Именно, что тьма! – подцепил её за слово Кук, – Тёмные люди. Примитивного развития. Картофелины.
– Конечно, твоя лысина будет там вторым светилом, – произнёс Радослав. Он до того разозлился на Лану, что готов был схватить её за руку и оттащить от магнетического Кука силой. Она и прилипла к нему как металлическая опилка к магниту. Но ведь девушка никому не принадлежала. Её воля была с ним болтать на интимные темы, её же воля ласкаться с тем, к чьим ласкам она привыкла. Пусть и были они за гранью дозволенного. Но грани дозволенного очерчены её матерью только здесь. А там, неохватная глазами, что вширь, что вдаль целая чудесная планета.
Кук торжествующе мерцал глазами, ублажённого сытостью, ленивого волка. «Мама Пелагея постаралась», – мысленно злился Радослав. «Маминых ласк ему пока хватит на оставшуюся дорожку. А там… В его лапах дочка Ландыш»?
– Ландыш, иди сюда! – сказал Радослав повелительно. Он тоже был не лыком шит, а космическим металлом прошит.
И она подошла. Он взглянул ей в глаза, синие и растерянные, гипнотически впиваясь в самые зрачки, – Ты забыла наш уговор? Ты же не лгунья? Я умею как Кук, только лучше гораздо. Ты, как только мы прибудем на планету твоего имени, сама сравнишь. А я не буду тебя удерживать никогда. Захочешь, уйдёшь. Там красивых ребят много, Ландыш. Первый твой мужчина должен быть молодым.
– Ты что ли молодой? – процедил Кук, но птичка из его лап упорхнула.
– Он молодой, – сказала глупенькая совсем Ландыш, – у него запах молодой и не горький, как у тебя, Кук. – Мама! – она бросилась к Пелагее, – я устала выбирать. Мне оба они нравятся. Я не хочу ни с кем из них ссориться.
– И не надо, – флегматично отозвалась Пелагея. – Ты просто никогда не общалась с мужчинами настолько близко. Ты принимаешь за любовь обычную симпатию и интерес к новым людям. Когда ты полюбишь, тебе не придётся выбирать. Ты будешь притянута к избраннику своего сердца настолько, что другие утратят лица. Он станет единственным мужчиной для тебя. А прочие – так и останутся друзьями или посторонними. – Она обняла свою взрослую дочь с душою и умом ребёнка, а та обняла её.
Пелагея загрузила свою дочь в качестве культурного её приданого причудливым информационным хламом. Не потому, что был он плох, а как-то странен, мало соотносим с настоящим. А с другой стороны, какое там настоящее в мире чужом? Ландыш любила петь. Она пела красивые мелодичные песни из давно ушедшей эпохи русского советизма, поскольку они нравились её матери больше прочих.
Когда Радослав напрямую спросил Пелагею, почему на её планете нет полового образования