не теряет, держит. Молодец.
Но тут мне было совсем не смешно. Всё же я мужественно сохраняла улыбку. В голове опять мелькнуло про воров: «Ростов-папа, Одесса-мама».
В разгар весёлого застолья мама вдруг обратилась лично ко мне, глядя через весь стол:
– Детка, положите на меня свои голубые глазки… Вы ведь наверняка уже слышали, что у нас говорят про моего сына и его дочку?
За столом сразу все смолкли. А Миша вдруг капризно сказал:
– Ну, мам, это же совсем неинтересно. Тем более перед выходом в море.
Однако мама уже взяла быка за рога и продолжала:
– Ах, сыночка, я тебя умоляю. Ты таки очень не прав. Враньё по дорожке бежит, а правда молчком на дорожке лежит.
Тут все оживились. А хозяйка опять ко мне:
– Вы сюда слушайте, детка. Сюда. Уж кто-кто, а мама всю правду знает… Эта якобы дочка ну совсем-совсем не похожа на Мишу… Ни одним пальчиком, ни одной чёрточкой. Я ж её видела… И вообще, какой он отец? Ну скажите, как можно на свет появиться? Он где-то там на гастролях. Ленинград, Москва. А ребёнок тут появился. Нате вам, пожалуйста…
Миша хотел было возразить, но мама воскликнула:
– Нет-нет, не делай маме нервов. Вот лучше бы про это ты написал что-то смешное. А Ромочка бы смешно прочитал.
И сын, ковыряясь в тарелке, без удовольствия пробурчал:
– Когда-нибудь, может, и напишу.
Ему явно не нравился этот разговор.
И тут, спасая обстановку, поднялся весёлый Рома Карцев:
– Да что вы, Раиса Яковлевна, всё про детей и про детей. А ведь мы завтра уходим в море. – И, неспешно оглядев всех, смешно и картинно запел, как бы подражая Утёсову: – «Прощай, любимый город! Уходим завтра в море…»
…В гостиницу «Красная», которая уже спала, мы с Мишей и Ромой вернулись уже далеко за полночь. Возле дверей моего номера Миша при расставании сказал мне неожиданно:
– Знаете, Ирина, моя сердобольная мама взяла грехи любимого нашего города на себя. И решила вас выручить. На время круиза, конечно…
И протянул мне две тысячи рублей:
– Отдадите, когда сможете.
Я облегчённо вздохнула. Вот оно, очередное чудо Одессы.
А из глубины тёмного коридора нам улыбался Бельмондо, человек с тысячью жизнями.
И вот уже пройдены и памятник – Дюк Ришелье, и легендарная одесская лестница. И мы уже в таможенном зале порта, где полно отъезжающего народа. Последние прощальные вздохи, последняя проверка документов и ручной клади. И в этой суете вдруг ко мне подошли Миша с Ромой. Жванецкий был очень встревожен.
– Ирина, может, вы возьмёте мой портфель? Вы же руководитель группы, вас же не проверяют.
Спрашиваю тоже с тревогой:
– А что в портфеле?
– Там мои сочинения. Для выступлений. Могут не пропустить.
– Ну, давайте, – подумав, согласилась я. Если что, я скажу, что там мои бумаги на группу.
Так знаменитый старинный портфель Жванецкого, мятый, щербатый, о двух замках, с его «опасными» миниатюрами и диссидентскими