Господи Боже,
Опять мы попались на то же.
«На волны́ попятный выпят…»
На волны́ попятный выпят
в шкурке полувосковой
полый тополь солнцем сыпет,
мертвый, полувековой —
сучья старческие глáдки,
желтой серой заплыли́,
листья – гнутые облатки
на клею и на пыли —
не нагнутся в токе сорном
паутинных кристаллид…
Вдовья тополь, газом черным
вся очеркнута, стоит
за рекой. Сходить бы – не с кем,
да и как назад потом? —
мóстом Александро-Невским,
топким охтенским мостом
за рекý, где сушь литая
женских тóполей аллей?
Пух летит не долетая
от утопших тополéй:
водный шар в магнитной раме,
пух искрящийся над ним…
Кем родиться в смертном сраме?
– только тополем одним,
кем же кроме? Кроме – некем,
кроме тополя в окне…
Разве только – блеском неким
вскользь по вздыбленной волне..?
«…а вернемся – в ртутный город, без мгновенья золотой…»
…а вернемся – в ртутный город, без мгновенья золотой,
как перчатка наизнанку, шевелящий пустотой,
где с ладони краснопалой на дворцы и на дворы
леденеющего жара разбегаются шары;
…будет тихо на причале – ни огня, ни корабля,
лодочник культю протянет в направлении рубля
и польет волна косая, золотея с-под винта,
от причала до причала, от моста и до моста;
…или будто бы случайно я тряхну из кошелька
три текучие крупинки дорогого порошка,
и польет волна косая через Зингера и Ко,
заливая в шар крылатый золотое молоко;
…или я такое слово на три такта просвищу,
что польет волна косая по обводному свищу,
золотя и золотея, догоняя ртуть-свинец,
чтобы море на рассвете стало морем наконец.
«На глубóко-синем небе треугольные круги…»
На глубóко-синем небе треугольные круги.
Из-за лиственного блеска не по-русский говоръят.
Тишина и нега мира – вот вам главные враги,
Отрядившие дозором голубят и воробьят.
Сколько будет еще длиться этот вечер-до-войны,
Сколько еще будут литься щебетанья и щелчки,
Сколько виться еще будут ангелочки сатаны —
Наконечники без копий и воздушные волчки?
Я – веревка в вашем доме, я – шкилет у вас в шкафу,
Я – неношеная шуба в шкапе запертом у вас,
Тишину и негу мира вам не кинуть на фу-фу,
Тишина и нега мира дотлевает, как фугас.
Письмо с моря, июль 2000 г., отрывки
…когда распоротый туман
набухнет, точно две сирени,
скользнет по яхтам и домам
стрела в горящем опереньи,
и вспыхнет