набросить на них узду сыновней покорности. Не стыжусь сказать, я с радостью покинул родные края. Подобно моему старшему другу, давно оставившему их пределы, я понял, что больше ничего не смогу взять у тамошних учителей, которые когда-то успешно кадили фимиамом мудрости перед неокрепшим разумом доверчивого юнца. Была обида – почему он мне этого не объяснил? Столько времени ушло! Ведь в последние месяцы перед его отъездом мы не единожды вели беседы о букве и духе, о многозначности неизреченного и часто сидели за свитками в кругу верных. Почему он делился со мной только толкованием священных слов, но не своими мыслями?
Вот и теперь он надолго пропал из виду. Хотя не раз до меня доносились слухи о его радении и неустанном подвижничестве во взятом на себя деле. Он преследовал отступников с неумолимым тщанием, раскапывал потаенные и глухие норы, где иногда скрывалось всего несколько человек. Знающие произносили его имя с уважением. Я постепенно склонился к тому, что он был прав, и опять ему позавидовал. Снова он раньше всех понял: сегодня самое важное – блюсти Закон в наималейших подробностях, выжигать его нарушителей с корнем. Любое нарушение единства людей Слова – вот самая страшная угроза. Будущее – в прочности и стройности, в отсечении ветвей гнилых и трухлявых. Как я мог этого не осознавать, как дошел до того, что почти сопереживал отступнику? Мне было стыдно, и в раскаянии я пошел на собрание ревнителей.
Откроюсь: я уже помышлял о том, чтобы прекратить книжную мороку и возвращаться домой. Мой отец всегда хотел, чтобы я обучился врачебному искусству – вот и верно, думал я, стану пользовать страждущих или хотя бы не вредить им, как о том говорят древние наставления. Пусть от меня будет какой-нибудь толк, пусть я сделаю прибыток ближним и дальним. К тому же отец отписал мне, что думает о том, чтобы перевести дела в другой город, богаче и славнее нашего. Однако на собрании я почел нужным об этом умолчать. Сознался лишь в своих сомнениях и отсутствии решимости. Против ожидания меня внимательно выслушали и приободрили. Сказали, чтобы я не грустил, что дело мне обязательно найдется. Я благодарил, но смущение мое не было рассеяно окончательно. Мог ли я ожидать, что уже назавтра меня позовут и попросят – я ничуть не преувеличиваю – попросят моей помощи?
Стараясь не выдать спешкой своего нетерпения, я отправился за посыльным. Путь был недолог и хорошо мне знаком. Но не успел я войти в дом собраний, как меня обуяла неуверенность. Сердце начало биться чуть чаще, лоб накалился жаром. Я сделал лишь один шаг и остановился у самого входа. Света было немного – тускло горевшие светильники находились чересчур далеко друг от друга и выхватывали у темноты лишь отдельные желтые пятна.
Подойди поближе, донеслось с противоположного конца залы. Я подчинился. Передо мною в полумраке расположилось несколько ревнителей – лица их было трудно разобрать. Я скорее почувствовал, чем понял, что здесь есть люди, облеченные немалой властью, но не успел испугаться. Это