что вы имеете в виду?
– Конечно, – поспешно заверил Аполлон. Возможно, даже поспешнее, чем позволял ему имидж вдумчивого, прилежного студента. Но сегодня этот выстроенный образ летел ко всем чертям, и Аполлона это даже устраивало. – Если спросят, есть ли у меня жизненный девиз, то я без раздумий отвечу: наслаждаться искусством. Жить искусством. Быть искусством.
– Хорошо. Помимо озвученного вами лейтмотива, в фильме звучала еще одна интересная идея: искусство нужно для того, чтобы не умереть от истины, потому что истина слишком ужасна. Эта истина гласит: жизнь не имеет смысла. Вам эта мысль не кажется невыносимой?
– Что ж. – Аполлон пожал плечами. – Один из моих лучших преподавателей как-то сказал: лучшие произведения искусства получаются от невыносимой жизни. Если ты, конечно, выживешь.
Гиацинт снова улыбнулся, и маленькие морщинки появились в уголках его глаз:
– Похвально, что вы внимательно слушаете лекции.
– Да и потом, почему у жизни должна быть великая цель? Разве недостаточно выпить чашечку кофе, любуясь стопкой непрочитанных книг рядом?
– Интересно, как же вы тогда представляете свою смерть?
Аполлон недоуменно нахмурился. Ничего себе вопросы для студента-второкурсника в самом расцвете сил!
– Я бы извинился за бестактность, – не моргнув глазом, продолжил Гиацинт. – Но, думаю, вы прекрасно все понимаете: проблема смысла жизни всегда смыкается с проблемой смерти. Толстой писал: «Нельзя понять смысл жизни без осмысления смерти». Хайдеггер дает онтологическую характеристику человеческого бытия: «Жизнь – есть бытие, направленное к смерти».
Аполлон почувствовал, как запылали щеки. «Он правда думает, что мне нужно объяснять такие банальные вещи? Философия была у меня еще на первом курсе. Высший балл! У единственного на потоке!» О том, что он, с его очаровательным взглядом и идеальным телом, просто пришелся по душе уже немолодой преподавательнице, Аполлон старался не думать.
– Если вы спрашиваете, к какому уровню похорон я стремлюсь, то могу напомнить, что в день смерти Виктора Гюго перестали работать все бордели Парижа. Потому что жрицы любви провожали в последний путь своего страстного друга, обвязав пояса черными платками. – Это было почти дерзостью! В конце концов, Аполлон прекрасно понял, что его спрашивали совсем о другом, но останавливаться он не собирался: – Еще завещаю на моих похоронах устроить строгий фейс-контроль, и под «Реквием» Моцарта раздать старшие арканы Таро между гостями, чтобы вычислить, кто вытянет «смерть» и будет следующим.
– Гадаете? – Гиацинт невозмутимо открыл дверь кафе, заходя внутрь.
В раскладах Аполлон разбирался превосходно, но кивнул с осторожностью: неизвестно, как на это отреагирует преподаватель. Очень многие люди настроены скептически по отношению к предсказаниям. Но Гиацинту, кажется, было плевать, и это странным образом задевало Аполлона.
– По правде сказать, не думал, что здесь настолько… мало посетителей, – преподаватель окинул недоуменным