задели их, проходя мимо.
– Какие правила существуют на тот случай, если кто-нибудь из ребят захочет жениться на француженке? – неожиданно спросил Фюзелли.
– Вы что же, собираетесь окрутиться?
– Нет, черт возьми. – Фюзелли сделался малиновым. – Я хотел только… того… узнать.
– Разрешение от штаба – вот все, что я знаю.
Они остановились перед мелочной лавкой. Фюзелли заглянул в окно. Лавка была полна солдат, слонявшихся вокруг прилавка и жавшихся около стен. Посреди них с неприступным видом вязала Ивонна.
– Пойдем выпьем, а потом вернемся назад, – предложил Фюзелли.
Они отправились в кафе, где царила Мари с белыми Руками. Фюзелли заплатил за два горячих ромовых пунша. Видите ли, дело обстоит так, сержант, – сказал он конфиденциально. – Я написал своим домашним, что произведен в капралы, и будет чертовски неприятно, если меня опять понизят.
Старший сержант маленькими глотками пил свой горячий напиток. Он широко улыбнулся и по-отечески положил руку на колено Фюзелли.
– Право, вам нечего беспокоиться, дружище. Я все наладил относительно вас как нельзя лучше, – сказал он. Затем весело прибавил: – Ну а теперь пойдем-ка посмотрим на вашу девочку.
Они вышли на темную улицу, где в ветре, несмотря на запах бензина и лагерей, уже чувствовалась какая-то сладость, напоминавшая запах грибов, – аромат весны.
Ивонна сидела в лавке под лампой, поставив ноги на ящик с консервами, и уныло зевала. Позади нее на прилавке стоял стеклянный ящик, полный желтых и зеленовато-белых сыров. Над прилавком в коричневатой полутьме лавки до потолка тянулись полки, на которых слабо поблескивали аккуратно выстроенные рядами большие и маленькие банки консервов. В углу, около стеклянной завешенной двери, которая вела во внутренние комнаты, висели гроздья колбас, больших и маленьких, красных, желтых и пестрых Ивонна вскочила, когда Фюзелли и сержант открыли дверь.
– Как хорошо, что вы пришли, – сказала она. – Я умирала от скуки.
– Это сержант, Ивонна, – сказал Фюзелли.
– Oui, oui, je sais, – сказала Ивонна, улыбаясь старшему сержанту.
Они уселись в маленькой комнате за лавкой, потягивая вино, и принялись как умели болтать с Ивонной, очень мило выглядевшей в своем черном платье и голубом переднике. Она сидела на краешке стула, крепко прижав одну к другой свои тонкие ножки в тонких башмаках и поглядывая время от времени на сложные вышивки на рукаве старшего сержанта.
Фюзелли развязно прошел, насвистывая, через мелочную лавку и открыл настежь дверь во внутреннюю комнату. Его свист оборвался на середине такта.
– Хелло! – сказал он раздосадованным голосом.
– Хелло, капрал! – сказал Эйзенштейн.
Эйзенштейн, его приятель – французский солдат, тощий человек с редкой черной бородкой и горящими черными глазами, – и Стоктон, юноша с белым как мел лицом, сидели за столом, дружески и весело беседуя с Ивонной, которая стояла, прислонившись к желтой стене около француза, и показывала, смеясь, все свои маленькие жемчужные зубки.