тех двоих, что зафиксировались в моей памяти сильнее любой фотографии), потом невозможность разорвать поцелуй: стоя, сидя, наконец, лёжа…
Но стоило закрыть глаза, как все эти поезда, очереди, толпы людей, летящий за окном пейзаж, весь этот безумный день понеслись передо мной с отвратительной скоростью.
– Гриш, я правда хочу спать.
– Спи, – не отрывая от меня рук, все с большей настойчивостью прижимая к себе, шептал в ухо.
Дыхание горячее, знакомое и далекое одновременно. Когда-то, давным-давно, я чувствовала его жар на моей шее. Очень давно. Слишком давно.
– Шутишь? Как я могу спать, когда ты меня тискаешь?
– Я понимаю, но пойми меня тоже, я не могу тебя не трогать. И потом, ты обещала потерпеть.
Я помнила тот шутливый разговор, кажется, еще в июне («Раньше я говорила, оставьте меня в покое, не трогайте меня, а сейчас, – трогайте, трогайте, но желающих, увы, нет» «Есть желающие, есть, ты еще взвоешь» «Не волнуйся, три дня я потерплю»).
– Нет, правда, спи, я тут рядом полежу. Отстать не обещаю, но…
Ты потянулся выключить свет.
– Не надо, оставь, а то я совсем перестану понимать, что происходит.
Сейчас вижу, что никакой логики в моей просьбе не было, но оставаться в темноте вдруг стало страшно: мне нужно знать, видеть и понимать, что ты – рядом, и я с темнотой не окажусь одна в Париже, как когда-то в Волгограде. Видеть тебя, чувствовать всем телом, отзываться на прикосновения губ молчаливым согласием, не думая, будет ли продолжение.
Даже не так, боясь его, дразнить и отталкивать тебя.
Отпустить.
Довериться.
Отдаться.
Удивительно пошлый набор глаголов, но мне было все равно. Я так чувствовала, я этого хотела. Но пока не знала, смогу ли я.
Ты с силой сжал мою грудь. От боли и злости я, выдернутая из полудремы, резко села на кровати.
– Не надо так, мне больно.
– Прости, прости, я грубый мужлан, – может хотел пошутить, но я напряглась еще больше.
Села в полулотос, ноги спрятала под одеялом, молчу и жду. «Скажи, ну скажи, что не торопишь», – мысленно молю. Сел напротив меня, взял за руку:
– Анюта, ты не торопись, я подожду, ну насколько получится. Никто никому ничего не должен, на расслабоне, помнишь?
– Не могу на расслабоне, стараюсь, пока никак. Мне важно захотеть самой, чтобы голову снесло, чтобы ни одной мысли: как, зачем, а что потом…
– Не надо потом, давай сейчас. Хочешь спать – спи, не думай обо мне, я научился с собой договариваться. Пара минут, холодный душ и…
Что-то происходит со мной, я смотрю в твои глаза, я касаюсь пальцами твоего лица, внутри тихо и… вдруг возбуждение растекается по телу, резко, толчками, одновременно во всех направлениях. Голова, живот, диафрагма, горло.
Теперь я сама целую тебя, в ушах пульс как бешеный, а полулотос раскрылся в полный, и вот я уже обнимаю тебя ногами, раскачиваясь на твоих бёдрах. Я все чувствую, все твои договоренности с собой летят к такой-то матери, я уже не в силах ждать.
Словно кто-то