головы. А иначе что-то страшное, что-то тёмное случится, покачнётся Лес…
«А что мак? – успела подумать Ярина. – Мирный цветок. Вот если б папоротник… Но мак-то почему, мак-то что?»
Мысли путались, ноги оплетала трава, сонный морок кутал луг в тёплую пелену. Ярина сама не поняла, как уснула. А когда проснулась, через молодые берёзовые листья светило весёлое солнце, вжикали зеленушки и стучал по груше чёрный дрозд.
– Говорят, если съест косточку яблоневую – умрёт, – произнёс знакомый голос. Ярина вскинула голову и чуть не стукнулась о присевшую на угол лежанки Обыду. – Поёт звонче соловья, и ловкий, и гнездо вьёт какое ровненькое. А вот посмотри, одной косточкой можно погубить.
– Где же он косточки находит? – пробормотала Ярина, чувствуя, как наливается чугуном, едкой мышиной болью затылок.
– Кто его знает, – непривычно миролюбиво ответила Обыда, проводя сухой рукой по Ярининой голове. – Поднимайся, Яринка. Нечего лежеботничать.
Головная боль заворочалась недовольным зверем, но, повинуясь холодной ладони, растаяла без следа.
– Птичка сама никогда дурного не съест. Если только запутается совсем или заставит кто. Вставай.
Ярина слезла с печки, одёрнула сарафан. Плеснула из корыта в лицо. Все сны свои первых дней в избе забыла, забыла накрепко до тех пор, пока не понадобилось вспомнить.
Глава 3. Ломоть сердца
Они таились повсюду: за подушками на печи, под лавкой, на узкой приступке у слюдяного окна. Качали головами со столбиков у порога. Выглядывали из-за самовара. Блестели смоляными глазами в щели половиц.
– Кто это? – тихонько спросила Ярина. – Смотрят…
– Куколки мои, – проворчала Обыда, вынимая из сундука драгоценное барахло. На лавке росла гора лоскутков, пялец, шкатулок; словно змеи, выползали из ящиков изумрудные нити, выкатывались похожие на румяные репки клубки, по избе разносился сухой и сладкий запах травы и мыла.
– Живые они? – Ярина взяла в руки жёлтый клубок.
– А как же. Чем больше на них глядишь, чем больше о них думаешь, тем они живей. Ты на них с ночи косишься, вот они по избе и разбежались, подмигивают.
– Не пугай, – шёпотом попросила Ярина. Прижала клубок к груди. – Не пугай, пожалуйста.
– Я пугаю? Ты их сама боишься, глазастая. Куколки мои тебе ничего дурного не сделают, а когда-нибудь и твоими станут. Но любая вещь страшной делается, когда сам её бояться начинаешь.
– А всё-таки жуткие. Глаза у них… как огни в лесу.
– Вот перестанешь бояться – глаза и погаснут, – усмехнулась Обыда. – Да и некогда тебе бояться, сейчас вышивать начнём. Бери иглу. Бери нитку. Натягивай… Вот так обрывай. Куда руками лезешь? Колдовством! Колдовством рви!
– Как колдовством?
– Как чувствуешь. Тяни!
– Да как?
– Как чувствуешь! Натяни! До предела натяни, будь сильней, чем нитка!
Застучало в ушах; раскалилась иголка в пальцах.