королевского двора. В отчетах сообщалось, что дела его идут хорошо, подрастают дочери и новорожденный сын, отступает продолжительная болезнь. На деле же, прошло достаточно много времени, прежде чем жизнь Кавелье стало возможно назвать счастливой. Первые несколько месяцев барон и баронесса разбирались с последствиями нападения людей принца на своих детей. Ижени Кавелье, по-видимому, очень сильно ударилась головой о ствол срубленного дерева, когда упала на землю посреди военного лагеря. После того случая девочка не узнавала никого из родных, долго лежала в горячке, очень много плакала и просыпалась от ночных кошмаров по ночам. Матушка и прислуга занимались лишь ею. А отдохнуть баронесса могла только в те моменты, когда после порции молока с медом дочь удавалось уложить спать.
Ижени отчетливо помнила тот момент, когда она впервые открыла глаза после продолжительной лихорадки и головных болей и, наконец, начала что-то понимать. Она понимала, что не помнит, кто она и как ее зовут. Но, кажется, недавно ей все это объясняли. Ей сказали так же, что она находится дома среди родных, а голова так болит из-за удара в результате неудачного падения с дерева в саду. После недолгих размышлений девочка пришла к выводу, что ей нужно во все это поверить. Ведь зачем все эти люди вокруг стали бы ее обманывать? Она услышала шепот из соседней комнаты. Взрослые говорили прямо у ее двери. В тишине она прислушалась к голосам и различила двое – женский и мужской.
– Она что-нибудь вспомнила?
– Ничего. Она ничего не знает. Патрис, как же принц мог так поступить с Эмилем? Ведь он был совсем ребенком.
– Это моя вина. Прости меня, Вивьен. Я разозлил его. Никогда не прощу себе этой ошибки.
– Не мучай себя. Королева тоже постаралась. Для чего ей понадобилось травить младенца в Вилоне? Если бы не сын, возможно, Карлос не был бы столь жесток.
– Нам нужно подождать. Немного подождать, когда все изменится.
– Но Эмиля это не вернет.
– Я знаю. Зато сможем вновь не опасаться за жизнь детей.
Ижени пошевелилась. Разговор стал тише и ей неудобно было слушать. К тому же она не понимала, о чем шла речь. Да и лежать уже надоело. Хотелось встать. Но сил не было. Баронесса де Фоссе услышала за дверью комнаты слабый голосок Ижени:
– Матушка! Вы здесь?
После этих слов, она сразу вошла в комнату и очутилась подле ее постели.
– Я здесь, здесь, милая. Как ты себя чувствуешь?
Она держала ее руки и с надеждой смотрела в ее худое личико с повязкой из бинтов на лбу.
– Мне лучше. – ответила Ижени. – Хочу встать. Можно?
С того дня она вела себя, словно ничего не случилось. Называла всех, как ей сказали. Делала то, что просили. Баронесса не могла нарадоваться, ей казалось, что дочь быстро идет на поправку. Иногда она склонна была подумать, что Ижени все вспомнила. До того естественным казалось ее поведение. И только временами, когда она спрашивала о каких-то элементарных вещах вроде «Для чего нужен этот большой черный ящик на