треск проваливающейся внутрь горящей крыши, Вадиму удалось самому вылезти из окна, все трое кубарем покатились в овраг за задней стороной дома. Отделались все тогда легко: у Коли была сломана правая рука, Вадим вывихнул плечо и подвернул ногу, а рыжей бестии и вовсе ничего не было. Бабушка сначала долго плакала и обнимала героя, но, когда пришла в себя, отходила мокрым полотенцем до синяков.
***
– Спас ты тогда паренька, да и кота тоже спас, тоже живой…О себе не думал тогда, верно, Вадим? – донесся до Жихарева сильный голос слепца.
– Надо же, так вспомнил все ярко, как кино посмотрел, – задумчиво протянул он.
– А это ты в оконце воспоминаний наступил, здесь их полно. Мальца ты тогда спас, всю жизнь он и мать его свечи в церкви за твое здравие ставили, жаль только, что потом ты его маму, Татьяну, убил.
Вадим опешил и уставился на старика, не зная, что сказать. Он считал себя хорошим врачом, был внимателен к пациентам и даже их родственникам, не допускал паники или упаднических настроений, профессор Толстых считал его диагностом от Бога и удивлялся, что Жихарев выбрал хирургию. «Толковых хирургов много», – говорил профессор, – «А толкового диагноста днем с огнем не сыскать! Ты зачем схватился за скальпель, если у тебя не глаз, а рентген?». Он думал, что Вадим тщеславен и метит на должность заведующего отделением, а то и главврача, а хирургу открыто больше дверей, чем обычному терапевту.
Но Толстых ошибался. Вадим хотел быть хирургом, потому что на его руках умер дед Антон, отец его матери. Умер он от перитонита – не успели прооперировать. Маленький двенадцатилетний паренек отчаянно плакал и не мог поверить, что веселого толстенького дедушки Антона, с такими смешными белыми усами, с такими добрыми глазами больше нет. Он поклялся тогда сам себе, что станет хирургом, чтобы больше никто не умер так нелепо, так никчемно, оставив после себя послевкусие недоуменного горя.
– Я никого не убивал, – тихо проговорил Вадим, – хоть и говорят, что у каждого хирурга есть своё кладбище, у меня за всю практику было только два летальных исхода, один – остановка сердца на операционном столе, а второй – острая лёгочная недостаточность в послеоперационном периоде.
– Ну в смерти того дедули с остановкой сердца вы и впрямь были не виноваты, его Изольда забрала, он и так перехаживал долго, но за него очень уж его род просил…Больно упрямый был, не хотел с сыном мириться, ну да это другая история. А вот женщина та с закрывшимися лёгкими – это и была Татьяна Милюкова. Как ты мог её не узнать? – с искренним удивлением спросил старик и попинал носком сапога камень.
– Ну, она меня тоже не узнала! – сердито буркнул Жихарев, – у неё было подозрение на начинающийся перитонит из-за аппендицита, но сознание было не спутанное, она была не в бреду, да и не Милюкова она была, а Лазарева.
– Тьфу ты, чудило ты! Причем тут фамилия? – вскричал старик, – ты людей по фамилиям узнаешь или в лицо? Ты в 12 лет сам себе клятву дал, что станешь хирургом, чтобы никто не умирал нелепо, как же так,