возглавил отряд СОБР «Гроза», базировавшийся в Подмосковье. Оба мы были обязаны друг другу жизнью – так уж случилось по ходу военных операций в Сирии, – и это соединяло нас сильнее кровных уз, не считая семейные, естественно.
Рандеву состоялось близ окраины города в небольшом придорожном кафе «Пилигрим», где не было камер распознавания лиц, что полковник знал наверняка.
Заказали по стакану крепкого чёрного чая с сахаром.
– И ради чего ты приехал? – спросил он в первую же минуту встречи. – Приключения искать, для этого, да? Ты же в первой десятке разыскиваемых.
Я рассказал о завещательной просьбе Татаринова, о бумагах, которые он передал мне, предчувствуя скорый уход свой из мира сего, и необходимости исполнить последнюю волю друга.
Выслушав, Лошкарин подумал немного, шевельнул губами в иронической улыбке и сказал:
– Как был ты бесшабашным, сержант мой дорогой, Валька Измайлов, таким и остался.
– Грунов теперь моя фамилия, смею напомнить, товарищ полковник; лучше так меня называть в общественных местах. И почему бесшабашный?
– Ну да, конечно, Фёдор Грунов. А насчёт бесшабашности, правильнее сказать – безрассудности, мог бы и не спрашивать, сам всё понимаешь. Поставить на кон свою жизнь ради завещательных бумаг человека, три года назад убитого! Не каждый отважился бы на такой подвиг. Ладно, от меня помощь нужна какая-то?
– Пока нет. Но в случае чего хотел бы рассчитывать на ваше содействие.
– Рассчитывай. Случится заварушное что – а так и будет, чует моё солдатское сердце, – позвони; всегда готов пособить старому боевому товарищу.
– Благодарю, Дмитрий Иваныч!
– У тебя и намёток действий нет, как мне представляется.
– Буду исходить из складывающихся условий.
Мы поговорили про жизнь, среди прочего Лошкарин сказал, что не перестаёт вспоминать наше совместное участие в сирийской войне и бегство от людей Саида Ахмеда, одного из главных противников тамошнего правящего режима.
– Нас ведь пятеро было, а их – не счесть, и все они – опытные, обстрелянные вояки, – с задумчивой ухмылкой проговорил полковник, снова погружаясь в воспоминания. – Я, раненный в ногу, – вот обуза-то был для вас, целых и невредимых! Тогда, на краю, над обрывом, я велел оставить меня, дескать, со мной вам не уйти, и что я вас прикрою. В сущности, я приготовился умереть, но прикрывать отход группы вызвался ты, настоял на этом своими аргументами.
Былое в который раз всплыло передо мной во всех подробностях.
Миновав лес, мы тогда вышли к обрыву над речкой, а дальше простиралась голая полуторакилометровая пойма. Отряд же Саида Ахмеда был совсем рядом, и на этой ровной, без единого укрытия заречной низменности нас расстреляли бы со стопроцентной гарантией, никому не удалось бы уйти.
Командир группы старший лейтенант Лошкарин, оценив критичность ситуации, передал командование мне, в то время старшему сержанту, сам же решил остаться на краю обрыва прикрывать