сверху доносится слабый голос сотрудника автосервиса.
– Мистер Сэйнт? Вы попали в аварию? Мистер Сэйнт?
Во рту разливается металлический привкус крови.
– Мистер Сэйнт?
Я здесь. Не оставляйте меня.
– Мейкон? – раздается сладостный, тягучий, как мед, голос. Мне хочется попробовать его на вкус, ощутить на своей коже. – Мейкон?
Вспышка камеры ослепляет глаза.
Боже, посмотрите на него. Он и вправду травмирован. Разве мы не должны вызвать помощь?
Мы только сделаем еще один снимок. Потрогай мышцы его рук. Они такие твердые.
Они фотографируют меня, застрявшего в машине. Они, черт возьми, лапают меня. Пока я скручиваюсь от боли. Чья-то рука хватает меня за плечо. Я кричу, размахиваю руками и попадаю по чему-то твердому. Раздается сильный грохот.
– Мейкон! Какого черта?
Это ее голос, уже не медово-сладкий, а резкий и сердитый. Голос, который я никогда не смогу выкинуть из головы. Голос, который вытаскивает меня из тумана воспоминаний. С каждым вздохом зрение проясняется. Делайла стоит на коленях на полу, собирая остатки того, что выглядит как мой ужин.
– Черт, прости, – говорю я, искренне ужасаясь, что замахнулся на нее.
– Да что на тебя нашло? – шипит она. – Я несколько раз позвала тебя по имени, а ты просто сидел и смотрел в окно.
– Я спал. – Провожу рукой по лицу и понимаю, что оно все влажное от пота. – Я сделал тебе больно?
– Я в порядке. Но вот поднос может возмутиться, что его ударили. – Она бросает на меня свирепый взгляд, и я готовлюсь к еще одному выговору, но суровое выражение ее лица смягчается. – Тебе приснился кошмар?
– Просто был дезориентирован. От обезболивающего у меня мутнеет рассудок.
Поза Делайлы становится расслабленной.
– Мне не следовало хватать тебя, не проверив, проснулся ли ты. Папа всегда говорил, что опасно будить людей во время кошмара.
– Это был не кошмар. – Ложь вылетает слишком быстро. По-видимому, оттого, что я привык лгать. Мне чертовски не хочется видеть жалость в ее глазах. – Хотя согласен, что не стоит хватать людей, пока они спят. Немного грубо, скажу тебе. – Боже, Мейкон, заткнись. Мерзкий хам. Но, видать, я ничего не могу с собой поделать рядом с этой девушкой.
Она морщит нос.
– Похоже, вести себя как заноза в заднице – обычное для тебя дело.
– Мы снова говорим о моей заднице. – Я заставляю себя улыбнуться. – Ты так много о ней думаешь?
Ее ответная улыбка жалит и кусает.
– Я думаю о том, как пнуть тебя по ней каждый раз, когда мы находимся в одной комнате.
Смех вырывается на свободу, давя на ноющие ребра.
– В это я могу поверить. Погоди, давай я помогу тебе. – Не задумываясь, наклоняюсь, чтобы помочь ей, и тут же жалею об этом, когда укол боли пронзает бок. Делайла слышит мое шипение и следит за тем, как я откидываюсь на спинку кресла.
– Мейкон, когда ты признаешь, что тебе больно? – она поднимается, чтобы помочь.
Дрожь пробегает по спине. От мысли, что она прикасается ко мне из жалости, у меня стынет кожа.
– Не