зверя. Конечно, не мог рассмотреть Дмитрий мелких деталей. Это воображение дорисовало картину, а дверь была не различима, лишь бледное пятно желтоватого цвета – ручка – висело во мраке.
Он встал, оделся и пересек комнату. Медленно приотворил дверь. Прислушался. Тихие шаги прозвучали на нижнем этаже. Дмитрий вышел и, плывя сквозь мрак, пересек помещение по мягкой ковровой дорожке. Спустился с лестницы. Он заметил у черного входа человека, одетого в плащ. В руке у него был незажженный фонарь. Незнакомец мелькнул перед взором Дмитрия и исчез за дверью. Трудно было определить кто это. Долгополая одежда скрыла фигуру, да и встреча длилась пару секунд.
Выждав время, Дмитрий подкрался к черному входу.
На улице он следил за тусклым пятном света, плывущим вдоль моря. Оно скрылось за береговым изгибом. Зашагав быстрее, Дмитрий хотел застать врасплох человека, меняющего цветы.
– Простите, – произнес, немного волнуясь, Дмитрий, когда он догнал его.
Мужчина обернулся. Фонарь осветил знакомое лицо.
– Господин Кнехберг?
– Да я, а кто же еще? Чужих здесь вы не встретите. Мой пансион – единственное жилое строение на несколько миль. – Он пытался придать фривольности голосу, но вышло неуклюже.
– Так это вы цветы меняете?
– Только прошу, никому не говорите. Мне не хочется… – Его взгляд упал на тюльпаны, зажатые в руке. Он сменил цветы, спрятав старые под плащ.
– Я ничего не понимаю. Зачем этот маскарад?
– Господин Лебедев, идемте в пансион, и я все объясню, обещаю.
«Еще одна исповедь», – родилась мысль.
Они оказались в пансионе. Прошли в номер Дмитрия.
– Понимаете в чем дело, господин Лебедев, эти курган и цветы в память о моей дочери. Вы, наверно, знаете историю о доме – слухами земля полнится. Так вот, когда умерла Поля – моя дочь, – с женой все пошло наперекосяк. Сейчас забылось, но, кажется, дня не проходило без взаимных упреков. Что-то сломалось в моей и ее душе. Что-то безвозвратно ушло. Детей она больше не хотела. С чего вдруг пришла такая блажь? Поверьте, я пытался изменить ситуацию, но жена… В итоге разошлись. Дом остался на мне, и, похоже, я – больной человек. Люди бегут от прошлого, которое ранит их, пытаются забыть мрачные эпизоды жизни, но я… Я остался здесь и растравил душу воспоминаниями о дочери. Воздвиг этот курган, приношу цветы…
Господин Кнехберг замолчал.
– Я понимаю вас, – тихо произнес Дмитрий. – Но к чему таинственность, ведь рано ли и поздно все узнают. Человек любопытен от природы.
– Да, да, да, сколько раз я повторял заученную формулу: человеческое любопытство, оно вездесуще, но я не хочу, чтобы касались меня, желаю надеть маску и играть роль, как страшно б не звучало, ибо мое прошлое – это мое прошлое. Не надо жалеть меня. Понимаете?
– Да, – ответил Дмитрий скорее по инерции, чем осознано.
Воцарилось молчание.
Они сидели в полной