холлы, душные лестницы, забросанными фантиками от освежающих конфет, скорлупой орехов, а также и плевками особо недоразвитых персон. А такие там имелись, как ни шлифовало их продвинутое земное воспитание. Роботы – уборщики в таких местах без конца ломались, изношенные и старые, а сами молодые обитатели ввиду вечной занятости и временности своего пребывания в подобных «обителях счастья» мало заботились об украшательстве и идеальной чистоте.
Ксения нещадно критиковала то, чего ей самой уже не пережить никогда. Ругай, не ругай, а вот Лора смогла втащить его в такое вот сомнительное благоухание семейного счастья, а оставленной за скобками Ксении только и остаётся, что усиливать градус злорадства. Чем она и занялась.
Эта матрёшка, буквально вломившаяся в чужую судьбу, хотя имела свою собственную мелодию, направляющую свыше каждого. Она же оказалась глуха. До Рудольфа у Лоры был некий друг Рамон с довольно неопрятно звучащей, но исторически звучной фамилией Грязнов. Давно уже не экзотический для северных русских широт человек смешанных кровей, он, несмотря на редкую телесную симфонию своего внешнего облика, характером был наделён невнятным, бестолковым. Или же характер пока что не успел сформироваться, чётко проявиться.
Гиперборейская принцесса, кем возомнила себя русская матрёшка не без помощи космодесантника – шатуна, решила поменять простоватого умом мальчика на мужественного гиперборейца. Вначале возникло что-то вроде безобидной игры, развлечения. Ради кофепитий в студенческом кафетерии, якобы чтобы болтать об исторической ерунде, неизвестно кем и придуманной. Словесные тюр-лю, тюр-лю полились из её вдруг открывшихся, вдохновенных уст.
Выход Лоры на жизненную сцену Ксении совпал по времени, когда подлинные соловьиные трели наполняли ночами влажные майские рощи и лесопарки, окаймляющие мегаполис. Ксения не могла спать из-за ликующего птичьего многоголосья той весны, поскольку дом её родителей находился в полосе лесов.
Голос соловья-разбойника в женском обличье завораживал сам по себе, ласковый и переливчатый, с шёлковой подкладкой, не имеющей отношения к странным диспутам об окаменелых и полуистлевших загадках всемирной истории. И все, кто там в то время прохлаждались по случаю, попивая горячий чаёк-кофеёк, оборачивались и замирали, даже не вникая в суть её речей. Ещё в детстве в школьном городке у неё выявили уникальные голосовые задатки, а она серьёзно заниматься постановкой голоса не захотела. Её увлекло другое. В такой голос, безусловно, можно влюбиться, даже не видя саму его носительницу.
Молодые люди с обласканными звуковыми волнами ушами невольно скашивали глаза в её сторону, иные разворачивались, ища в её лице искомый идеал. Трудно сказать, как оценивали парни девушку с длинными, но безвкусно осветлёнными волосами. Ксения считала её банальной особой с лицом раскрашенной сувенирной матрёшки. К тому же те, кто искали сближения с ней, пойманные, как считала опять же Ксения, лишь на акустический крючок её заманчивого