влезть на стену, разодрав себе все руки и живот в кровь. После этого я так и не вернулся к чтению этого цикла, который стал началом моей читательской карьеры.
Я беру в руки четвертую книгу из цикла и усаживаюсь за журнальный стол, просто так перелистывая страницы. При всем желании дочитать эти книги, я бы никогда не посмел продолжить. Знаю, что всё это случилось из-за температуры и лекарств, но я не хочу переживать этот кошмар вновь, мне хватает Аластора в зеркале каждую ночь.
– Что ты здесь делаешь? – со стороны лестницы доносится женский шепот.
Ее шаги приближаются ко мне, и я свечу фонариком, чтобы узнать, кто еще не спит в это время. Как только у меня, получается, рассмотреть лицо, то понимаю что это та девушка, что окликнула Элис и заставила ее спуститься вниз.
– Убери фонарик, придурок, – она щурит глаза, закрывается руками и я выключаю фонарик.
– А ты почему не спишь? Отбой был два часа назад.
Молчит и всматривается в мое лицо. Сидеть в темноте конечно забавно, но не когда какая-то старшеклассница разглядывает тебя как экспонат. Она не выглядит сонной, а даже наоборот, словно и не собиралась ложиться.
– Ты же тот уборщик, что клеится к малолетним девочкам!
На это заявление я не сразу нахожу слов, чтобы ей ответить и тупо таращусь на нее. Довольно глупо делать такие суждения по тому, что я перекинулся парой слов со своей сестрой (об этом конечно лучше никому не знать).
– Я лишь поздоровался и поделился парой впечатлений об интернате, потом явился надзиратель и увел с собой моего собеседника, так что теперь общаюсь с книгами.
– Интересный выбор у двадцатилетнего мужика – детская книжка, – разглядела книгу она быстрее, чем мое лицо.
– Интересный выбор у восемнадцатилетней девушки – бродить ночью по этажам, – бросаю ей в ответ. – Или ты на полставки сторожем?
– Я пришла взять книгу. А тут какой-то человек сидит с фонариком и шелестит страницами, – теперь понятно ночь в библиотеке это ее место, а я залез на чужую территорию.
– Придется немного поделиться библиотекой. Я тоже люблю читать, – опираюсь на спинку дивана.
– А если расскажу об этом директору?
– А если я расскажу о том, что за вами оказывается нужно тщательнее следить? – девушка замолкает и хмурится. – Ты кто вообще, Мотылек?
– Хейзел Эмерсон. И не называй меня Мотыльком.
– Ты, так же как и он, прилетела на свет и жужжишь под ухом.
– Запомни, не разговаривай с ученицами, иначе для тебя это плохо может закончиться, – она опирается на журнальный столик локтями.
– Погоди-ка, Эмерсон. Это ведь твой отец построил это всё, – ее тон, начинает выводить меня из себя. – Считаешь себя важной шишкой здесь из-за того, что твоя фамилия в названии интерната? Но чем ты отличаешься от других детей, которых родители упрятали в эти стены подальше от себя. Ты такая же избалованная и наглая папина