повышает!
– Не ему, собаке, мы служим, – внезапно зарыдав, поддержал друзей Добрыня, – а земле Русской! – Сказал и принялся ладонью размазывать по лицу слезы и сопли.
Иван беспокойно огляделся. Хоть опыт его жизненный и невелик был, а все же чувствовал он, что речи подобные добром не кончатся. Нужно было как-то сменить тему. И он заговорил про то, чем сейчас его головушка более всего занята была:
– Ну, Илья, твоя история – нетипичная. Не обязательно же так бывает! Вот у меня возлюбленная, она и ликом красна, и умом ясна. И никогда она мне поперечь не пойдет. – Тут хмель да желание покрасоваться пересилили Иванову правдивость, и хвастовство его перешло в откровенное вранье: – Да я ей только шепну: «В койку, Маша», – она уж там. Одно слово – искусница!
Богатыри довольно заржали, а Боян, ткнув Ивана в бок, зашипел ему в ухо:
– Ты че, дурак, обалдел? Здесь ведь муж ее – Черномор.
– Где?! – испугался Иван.
– Да прямо за тобой сидит.
Не удержавшись, Иван обернулся. Но место на скамье за соседним столом пустовало.
– Нету там никого, – сказал он с облегчением. Глянул и Боян.
– Только что тут был, а теперь и след простыл. Ну, жди Иван неприятностей…
Но не придал Иван словам этим особого значения, так как Добрыня и Алеша принялись тем временем рассказывать и свои увлекательные истории. Подумал только: небось Черномор давным-давно из кабака ушел. Подумал и успокоился.
А зря. Потому что на самом-то деле все слышал Черномор и теперь, сжигаемый ревностью, мчался он в палаты княжецкие, лелея в душе нехитрый план мести.
Бежал Черномор дорогой не окольною, а прямиком через джунгли, пугая обезьян и попугаев. Вот и палаты.
Князя он застал в тронном зале за игрой в домино с Гапоном. Видно, Владимиру в игре не везло, так как сидел он в одних кальсонах да в короне, а его сапоги, мантия и прочие одежды кучкой лежали возле Гапона.
– Не вели казнить, вели слово молвить! – вскричал Черномор, кланяясь.
– Ни минуты спокойной! – возмутился князь, не отрывая взгляда от стола. – Поиграть не дадут! Может, все ж таки повелеть казнить, а не слово молвить, а? – но тут же, выговорившись, смягчился: – Ладно, давай выкладывай. – И обернулся к Черномору.
Гапон, пользуясь тем, что Владимир не смотрит, принялся подменивать костяшки.
– Три твоих богатыря да дурак с ними сидят сейчас в кабаке да тебя, Красно Солнышко, хают принародно.
– Вот же мерзавцы! – возмутился князь. – И как они меня хают?
– «Не собаке-князю мы служим, – говорят, – а служим земле Русской».
– Про землю Русскую – это хорошо, – заметил справедливый князь. – А вот про собаку – нехорошо. – Гапон, – повернулся он к попу, и тот мигом отдернул руки от фишек, – чего делать-то с безобразниками будем? Воспитывать?
– Поздно, – заявил Гапон злобно, – воспитывать надо было, когда они на лавку поперек ложились. Теперича только одно поможет: