потчевал девятихвостой плеткой.
– Каким преступлением этот малый навлек на свою голову, вернее, на свою спину сию кровавую кару? – спросил герцог, подходя к истязуемому.
– Он состроил рожу лорду Хиллу, когда тот велел ему облизать пыль со своих башмаков, – сообщил Ординарец, ненадолго опуская плеть.
– Лорд Хилл – негодяй, – ответил его светлость, – во-первых, потому, что приказал выпороть человека за отказ совершить тяжкий проступок (а исполнить то, чего он требовал, было бы тяжким проступком), во-вторых, потому, что поручил тебе провести экзекуцию, хотя право отдавать такие распоряжения есть только у меня. Немедленно освободи этого несчастного, Ординарец, и привяжи на его место лорда Хилла, как только отыщешь.
Впервые за долгую жизнь Ординарец замялся, получив хозяйский приказ. Отбросив плетку, он глубоко вздохнул. Слезы покатились из серых глаз, а на морщинистом лице проступила глубокая скорбь.
– В чем дело? – в величайшем изумлении произнес герцог. – Тебя что, околдовали? Почему ты не летишь молнией исполнять мою команду?
Несколько мгновений Ординарец не мог ответить. Наконец горе нашло выход в слезах, а затем и в словах, прерываемых рыданиями и стонами.
– Милорд, сегодня пекарский день, и я как раз принялся готовить отличный смородинный пирог, когда лорд Хилл, скотина, потребовал провести экзекуцию, и вот, покончив с одним наказанным, я должен приниматься за самого лорда, так что теперь Серингапатам или другой несносный обжора съест мой пирог, а мне ничего не останется, хотя и муку, и масло, и ягоды я купил на свои деньги…
И, растроганный перечислением своих несчастий, Ординарец зарыдал с новой силой. Герцог Веллингтон со смехом положил руку на плечо старого солдата и велел ему не убиваться, пообещав в награду за службу кое-что лучше пирога. Ординарец, утешенный этими заверениями, поспешил исполнить, что велено, и вскоре лорд Хилл уже получал возмездие за свое преступление.
Маленькие король и королева, понявшие из разговора, что сегодня в конногвардейских казармах пекарский день, выразили желание осмотреть помещение, где пекут хлеб.
– Ваши величества безусловно вольны его посетить, коли желают, – сказал герцог, – при условии, что моего сопровождения не потребуется, поскольку я никогда не хожу туда, где мои солдаты заняты стряпней.
– Отлично, герцог Веллингтон, мы без вас обойдемся, – сердито отвечали феи и тут же, резко повернувшись, вошли в здание конногвардейских казарм. Там они отыскали пекарню: большое кирпичное помещение с полом, замощенным, как на улице, и без потолка, так что все стропила, образующие крышу, были на виду. Огонь в очаге пылал такой, словно на нем собираются зажарить целого быка. Посередине стоял длинный стол, за которым две или три сотни солдат деловито лепили грубые буханки и пироги; во главе его на высоком трехногом табурете восседал очень старый человек явно выше шести футов ростом, с костями мамонта и мышцами Геркулеса. Его седые волосы были