обернувшись, одна из девушек.
Джеймс сказал, что знает одно местечко на Бейтмен-стрит – маленький клуб в цокольном этаже, в лучших традициях знаменитого «Фламинго».
– Или клуба Ронни Скотта, – добавил он, – до того как он стал клубом Ронни Скотта.
Я еще не забыл, как патрулировал в униформе эти улицы, и с ужасом понял, куда именно он нас ведет. Мой папа частенько предавался воспоминаниям о юности, бессмысленно потраченной в прокуренных подвальных клубах, где воняло потом, гремела музыка и тусовались девчонки в обтягивающих майках. Он говорил, что во «Фламинго» место надо было занимать сразу на весь вечер: как только начинался концерт, там было просто не протолкнуться. Так вот, в «Мистериозо» намеренно и весьма успешно воссоздали атмосферу тех времен, благодаря усилиям двух успешных парней, которые были бы просто хрестоматийными дельцами-пройдохами из низов, если бы не родились в Гилфорде[19]. Звали их Дон Блэквуд и Стэнли Гиббс, но сами они величали себя Дирекцией. И почти каждый раз, когда наше с Лесли дежурство приходилось на выходные, нам приходилось скручивать кого-нибудь на улице возле этого клуба.
Но только на улице – внутри самого клуба никогда не возникало никаких конфликтов. Ибо Дирекция подыскала для своего клуба самых суровых вышибал, одела их в крутые костюмы и дала полную свободу действий в части доступа посетителей в клуб. Эти вышибалы абсолютно безнаказанно демонстрировали свою силу направо и налево, и очередь на вход не рассасывалась даже к полуночи.
В прежние времена британские джазмены традиционно играли музыку с каменными лицами, а типичные фанаты-интеллектуалы носили водолазки и с заумным видом пялились на сцену, потирая подбородки. Мои нынешние спутники были ярким примером такой публики. Но, судя по сегодняшней толпе у входа, Дирекция наплевала на традиции и сделала ставку на совсем другую целевую аудиторию: шик и блеск, костюмы от Армани, множество побрякушек и выкидухи в карманах. Мы с ребятами точно не соответствовали этим стандартам.
Уж ребята-то по крайней мере. Честно сказать, это меня устраивало: хотя они нравились мне все больше и больше, перспектива слушать остаток вечера любительский джаз не сильно меня радовала. В противном случае мой папа был бы самым счастливым человеком на земле.
Но Джеймс, как истинный шотландец, унаследовал от предков упертую воинственность и сдаваться без боя не собирался. Не обращая внимания на очередь, он двинулся прямо на противника.
– Мы тоже играем джаз, – сообщил он вышибале. – Это что, не дает привилегий?
Вышибала, здоровенный бугай, отсидевший, насколько я понимал, в Уондстворте за несколько преступлений, объединенных эпитетом «тяжкое», тщательно обдумал вопрос.
– Первый раз вас вижу, – ответил он.
– Не исключено, – сказал Джеймс, – но ведь джазмены все едины духом, разве нет? Музыка – это братство.
Дениэл и Макс за его спиной обменялись тревожными взглядами и отступили на пару шагов.
А я вышел вперед, дабы пресечь неизбежный